Для меня, честно говоря, это дело было неимоверной пыткой. Двуручная
пила под названием 'Дружба' почему-то изгибалась и застревала в бревне, лежавшем на самодельных козлах. Я всегда сопровождал её нажимом от
себя, чего делать не нужно, и она, изгибаясь, не позволяла брату тащить
её в свою сторону.
Валерка, уставший от такой бессмысленной траты силы, обзывался
всякими обидными прозвищами, а иногда и просто дубасил меня от
злости.
Вроде и пила называется 'Дружба', но никакой дружбы на самом деле
не получалось. Поэтому часто такая помощь родителям заканчивалась
потасовкой с братом или забастовкой с моей стороны.
Отец в выходной день всегда собирал нас всех вместе и начинался
коммунистический воскресник по заготовке дров. Сначала они с Валеркой
пилили несколько брёвен на чурки, у них это получалось гораздо
быстрее и сноровистее, чем у нас с братом. Потом он мастерски, прямо
как настоящий казак шашкой, рубил топором чурбаки дров. Поставит
чурбак на подставку, и с одного маху разрубал его пополам. Потом ставил
половинку и, придерживая её левой рукой, отрубал от неё по полену уже
готовые дрова. Так у него это лихо получалось, что только и оставалось
восхищаться такой рубкой и пытаться подражать ему.
Мы, как заводные шарики, в зимних пальто и укутанные шарфами
бегали вокруг и собирали дрова, складывая их в поленницу в свой сарай.
А мороз знай себе пощипывает то за нос, то за голые руки и уж тут
лучше на месте не стоять. Изо рта валит пар, а над нашим главным
рубщиком пар стоит белым облаком.
В самый напряжённый момент нашей работы, когда все были заняты и
увлечённо работали над дровами, я заметил, что мимо нас в наш убогий
скворечник-туалет нетвёрдой походкой проследовала странная фигура.
Это была рыжая тётка в грязной телогрейке и сером пуховом платке,
накрученном на голове так, что торчал только картофельный нос и глаза с
нависшими над ними рыжими космами волос.
Узнали мы эту странствующую фигуру - это была посудомойка из
офицерской столовой. Была такая работница в столовой.
Она была в точности похожая на бабу Ягу из детских фильмов-сказок
Роома. Вдобавок к своей страшной сказочной внешности эта баба Яга
ещё частенько приводила себя в нетрезвый вид и шарахалась по городку,
что, однако, не мешало солдатам приглашать её на тайные свидания в
наш лес.
Баба, неуверенно переступая по снегу своими валенками, скрипнула
нашей сортирной дверью и закрылась в будке.
- Чего это она вдруг в наш сортир залезла? - взыграло во мне чувство
собственника, и я сказал отцу по этому поводу:
- Пап, там ваша рыжая ведьма из столовой в нашем туалете закрылась.
- Опять, наверно, напилась до чёртиков. В такой мороз шляется... Да
чёрт с ней, - произнёс отец, не отрываясь от топора.
Но когда прошло минут 20, а тётка не освобождала наш туалет, отец
тоже стал проявлять беспокойство.
Он достал нож и сквозь щель в двери поддел лезвием крючок и
отбросил его. Любопытство пересилило сортирную неприязнь, и я тоже
решил посмотреть на бабу Ягу в нашем скворечнике.
Прямо на сортирной дырке лежала и крепко спала сказочная Яга. Отец
за руку выволок её на снег рядом с туалетом, но мёртвое тело посудомойки
даже не пошевелилось. Побелевшая картофелина носа торчала из-под
заиндевевших прядей волос, а изо рта еле видимой струйкой вился пар.
- Ещё этого мне не хватало... Неужели уже замёрзла? - обеспокоено
произнёс отец.
Он не побрезговал и натянул на голую задницу Бабе её голубые рейтузы
и привёл в порядок её юбки и фуфайку. Потом стал тереть снегом уши и
физиономию спящей красавице.
Она издала явный возглас недовольства и трёхэтажным матом послала
своего спасителя ко всем матерям и прочим родственникам. На что
разозлившийся не на шутку отец поставил её на ноги и дал крепкого
пендаля под зад неблагодарной Яге. Она отлетела немного в сторону
от сортира и, обводя нашу бригаду мутным глазом, стала приходить в
сознание.
- А ну пошла отсюда! - закричал на неё отец. - Замёрзнешь, дура, на
морозе.
Баба, покачавшись на месте, развернулась в нужном ей направлении и
как нетрезвый снеговик побрела в сторону офицерской столовой.
Мы стояли с братом с отвисшими нижними челюстями и удивлялись
сноровке нашего отца в таких неординарных ситуациях и неимоверной
людской неблагодарности.
- Вот так вот люди и замерзают на морозе по пьянке. Засыпают и потом
уже не просыпаются. Ей тут услуги оказываешь, а она, сволочь, ещё и
матом меня посылает, - возмущался от злости отец на такую благодарность
со стороны замерзающей блудницы.
Работа продолжалась дальше, а мы с Валеркой потихоньку хохотали
над классическим пендалем, мастерски выданным отцом страшилке Яге,
и друг на друге отрабатывали этот понравившийся приёмчик. После
детского испуга и удивлений настало время весёлых воспоминаний и
хорошего настроения.
Отец продолжал рубить дрова, но видимо разозлённый на Ягу допустил
неточное движение топора по чурбаку. Большой палец левой руки рисковал
совсем рядом с топором. По нему он и попал, но не отрубил его, а здорово
покалечил. Он сильно взвыл от боли, но, увидев наши перепуганные лица,
сдержался от крепких слов и эпитетов, достал носовой платок и, замотав
палец, побежал в санчасть.
После смеха над бабой Ягой настало всеобщее затишье и перерыв в
работе.
Отец вернулся из санчасти с забинтованной левой рукой, но не подавал
виду, что ему больно.
- Ничего страшного. Кость цела и всё скоро заживёт, вот только дрова
теперь временно придётся Валерке рубить, - успокоил он встревоженную
маму и нас.
Когда основной рубака вышел из строя по технической причине, ему
на смену встал брат и таким же макаром, как и отец, продолжал начатое
дело. И где только натренировался так. Мать с ужасом смотрела, как
Валерка ловко орудует отцовским топором, и только упрашивала:
- Валера, осторожно. Не торопись!
В баню тоже приходилось ходить, несмотря ни на какие морозы;
гигиена превыше всего. А дома у нас из всех помывочных средств был
только допотопный умывальник на кухне.
Баня находилась на другой стороне оврага, работала допоздна, и мы с
братом ходили мыться вместе с отцом после его прихода со службы.
Собирался отцовский тревожный чемодан с бельём, который я
как младший никогда не таскал, закутывались потеплее и топали в
гарнизонную баню.
В общем зале бани были полированные гранитные лавочки, парная
и душ. Набивалось человек 30 моющихся за один заход, и я в тумане
пара этой голой толпы мужиков и детей по началу растворялся и не мог
сосредоточиться.
Пар, запахи берёзового веника и земляничного мыла, гул голосов и
грохот тазами, шум воды и ни одного пьяного. Кругом здоровые и стройные
мужские тела, все заняты делом, а ты сидишь вначале оторопевший и
рассматриваешь, кто и чем отличается от тебя.
А тут Валерка толкает в бок и с ухмылкой глазами показывает на
небольшого ростом, но крепкого телом сверхсрочника:
- Смотри! У мужика болтается, на х называется.
А у того в отличии не только от меня, но и от всех окружающих
мужиков имеется разительная разница в величине мужского достоинства,
ну просто гигантская разница. Ну, что тебе хобот у слона.
Ребёнок он ведь отличается от взрослого своей бесхитростностью. Что
его заинтересовало, туда он и смотрит, и смотрит не скрываясь. Вот и я
вперил свой пристальный взгляд на поразивший меня размер мужского
элемента, а мужик заметил и подмигивает с ухмылкой; дескать не
переживай и у тебя вырастет. Пришлось смущённо отвернуться и заняться
помывкой.
Я, конечно, не о размерах, а о том, что все вокруг были крепкие и
здоровые люди. Другую картину я встретил в станичной бане, когда
летом отдыхали у бабушки. Там меня поразило количество сгорбленных
и убогих стариков, у некоторых не было руки или ноги, различные шрамы
на теле и прочие следы фронтового или бытового травматизма. Когда
воспитываешься среди здорового окружения, то потом, сталкиваясь с
инвалидами и больными людьми, острее чувствуешь их беспомощность и
ущербность. Ты уже не посмеешь сидеть в транспорте, когда рядом стоит
человек на костылях или старая бабка.
Намывшись в бане, распаренные и умиротворённые выпитым
лимонадом из местного примитивного буфета, закутывались как можно
теплее и снова на мороз.
Мороз трещит, аж звон стоит в воздухе, кругом темнота, а в небе
творится что-то невероятное: всполохи полярного сияния и звезды, куда
ни глянь.
Огромная словно гофрированная лента, усыпанная ледяными
кристаллами фиолетово-жёлтого цвета, двигается незакономерными
рывками и зигзагами по небу. То вдруг замрёт и зависнет, то вдруг резко
перескочит на другое место, то как-бы медленно перетекает и меняет своё направление движения.
Картина бесподобная! Вначале пугающая своими масштабами, так
как эта игра красок происходит в полной тишине и почти по всему небу.
Даже звёзды меркнут в блеске сияния этой движущейся с большущими
скоростями небесной ленты, а непредсказуемость движения сияния
вызывает тревогу. А вдруг достанет до земли и начнёт пахать по дороге.
Мы шли домой, задрав головы, и всю дорогу наблюдали за разгулом
небесной стихии и вдруг среди этого нагромождения заметили маленькую
движущуюся звездочку. Она двигалась по небу, иногда пропадая в свете
полярного сияния, но потом появлялась вновь.
Отец сказал, что это и есть малюсенький искусственный спутник,
который запустили в космос 4 октября этого года. И что светится не сам
спутник, а это виден отраженный солнечный свет.
Попробуй, разберись: Солнца нет, спутник малюсенький, а отражение его
видно. Скорость полёта была настолько большой, что уже через несколько
минут спутник исчез на противоположной стороне небосклона.
Сколько впечатлений пришлось рассказывать матери от посещения
бани, тут тебе и мороз, и полярное сияние, и спутник, который, может
быть в городке, никто ещё и не видел, а нам вот повезло.
В морозные дни, когда занятия в школе отменялись до лучшей
погоды, мы всё светлое время суток проводили на горках, на берегу реки.
Лыжи были у всех, пусть они были и не по размеру и с самодельными
креплениями, сделанными на простые валенки из Афонинских
парашютных амортизаторов, но мы катались с горок и падали в снег до
самого темна.
С метрового трамплина, сделанного братом и старшими ребятами в
самом конце спуска с горы, мы взлетали в небо и, совершая неимоверные
кульбиты в полёте, приземляясь, кто носом, а кто и плашмя на белый
снег горы. Довольные успешным приземлением и тем, что не поломали
лыжи, мы снова карабкались на гору и повторяли свои смелые спуски
через трамплин, до тех пор, пока кто-нибудь не расквасит себе нос или не
сломает лыжу.
Только нашего Афоню на время зимы, словно кто подменял. Он
становился скрытным и молчаливым, и всё время промышлял тихой
охотой на зверьё, сторонясь нас с нашими детскими забавами.
Афоня словно не хотел, чтобы мы ходили с ним на другую сторону Кеми,
где он ставил петли на звериных тропах. Какая-то охотничья удмуртская
жадность одолевала этого маленького охотника, и он спозаранок на лыжах
переходил на другую сторону реки и проверял и ставил свои неведомые
капканы. Один, как маленький лесной заговорщик.
Когда мы кувыркались на своём трамплине, я заметил бредущего по
пустынной белой равнине реки одинокую маленькую фигурку Афони.
Афоня как запрвский охотник всегда ходил на своих лыжах без палок.
Он устало передвигал своими лыжами, а за спину у него был перекинут
огромный белый заяц, который волочил своими неподвижными задними
ногами по снегу.
- Вот это заяц! - заорали мы хором, разглядев Афонину добычу,
торчащую у него из-за спины.
Заяц был действительно огромным и белым, как снег. В своих
предсмертных судорогах он вытянулся своими передними и задними
лапами и задубел на морозе, отчего в итоге оказался ростом с самого
охотника.
Афоня нехотя подъехал к нам и показал нам косого, у которого почему-
то были открыты глаза, в которых стоял застывший ужас.
- Как это ты умудрился такого зверюгу застукать? - удивлялся я
Афониной удачей. - Чем это ты его прибил?
- Я петли из лески ставлю на заячьи следы. Заяц косой и он, когда бежит
по своему следу, то перед собой ничего не видит. Вот и попадает головой
в ловушку, - словно бывалый охотник, в глазах которого светилось счастье
дикаря-добытчика, но с явной неохотой, делился с нами Афоня своими
охотничьими хитростями. - У меня в прошлый раз он петлю порвал, так я
поставил леску 0,8, эта выдержала.
- А как ты знаешь, где ставить эти петли? - пытался я выведать секреты
нашего промысловика-одиночки.
- Меня батя научил, тут ничего сложного нет, - ответил Афоня и, закинув
своего зайца на плечо, поехал домой, явно не желая делиться даже со
мной своими тайными спсобами добычи.
Ветерок шевелил заячий пух, а мне казалось, что это серый дохлый
Санькин кот Барсик с синим проводом на шее. Тот тоже досрочно кончил
свою жизнь в петле с такими же остекленевшими глазами. Такое сравнение
поубавило первую радость за Афоню, а этого зайца стало просто жалко.
Таким макаром Афоня за зиму поймал штук шесть зайцев и всё
в одиночку, сколько я его не уговаривал взять меня с собой, он меня в
компаньоны брать так и не согласился.
Пришёл Новый 1958 год с морозными запахами мандаринов. Даже
в нашем богом забытом военном городке вдруг под Новый год откуда-то появлялись эти оранжевые цитрусовые, пахнущие неведомыми
тропиками.
Мать шила три белых мешочка для подарков, отец их очень красиво
подписал нашими фамилиями, а мы отдали их своим классным
руководителям в школе. Оставалось ждать новогодних утренников, на
которых вручали подарки якобы от Деда Мороза.
Важное
.jpg)