Вопросом о свойствах памяти озадачил себя, наконец, специалист по распознаванию акустических образов Михаил Титов: «Не знаю, как у моих товарищей, а у меня в памяти не осталось цельного образа тех лет, хронологически правильно расфасованных и зафиксированных в строгом порядке воспоминаний. Зато великолепно, совершенно отчетливо, без “тумана”, отпечатались отдельные маленькие кусочки, не связанные логически либо хронологически друг с другом. Эти кусочки, эпизодики или картинки памяти о нахимовском бытии, на мой взгляд, представляют интерес для моих товарищей и окружающих нас людей, хотя бы потому, что они отображают так и непонятые до сих пор учеными особенности человеческого восприятия и памяти, а также имеют определенный философский подтекст. Ведь действительно непонятно и странно, почему со всеми подробностями, в цвете, со всеми сопутствующими ощущениями запечатлелось именно ЭТО». Именно из таких эпизодиков, тех мимолетных взглядов с разных сторон на одни и те же события, и состоит наш рассказ. Эти взгляды порой противоположны. И это тоже – парадокс: как у людей, живших одной жизнью, могут быть разные мнения о самой этой жизни?
Трудно вспомнить, еще труднее оценить, что дало и что забрало у тебя училище? Дало, безусловно, много, но каждый взял себе столько, сколько смог. Оценка нашего семилетнего обучения противоречива так же, как и само это обучение. Есть субъективная оценка. В ней мы выглядим, безусловно, самыми лучшими. И даже найдена причина нашему успеху – ранний возраст начала воспитания и, соответственно, относительно большая длительность обучения в Нахимовском училище (у нас - 7 лет).
Наш выпуск действительно относится к периоду, когда большинство однокашников разных лет обучалось в течение длительного срока (до 8-ми лет). В каком-то смысле он даже завершает его. Идущий за нами выпуск был значительно пополнен (89 чел., так называемая «резиновая рота»), а в следующем уже были образованы две роты: одна училась с 5-го класса, другая – с 9-го. Хотя в каждом из тех двух выпусков число «семилетчиков» превышало общее число наших выпускников (а у нас тоже не все учились по 7 лет), еще можно предположить, как это делает Миша Московенко, наличие у нас «чистого корпоративного духа». Но получили ли мы, как он при этом утверждает, «максимум из того, что стало потенциалом Нахимовского училища в период его расцвета»?
Объективно расцвет училища приходится на вторую половину 1950-х годов. И результаты обучения, и итоги профессиональной деятельности выпускников тех лет – все говорит об этом. Первая половина 1960-х годов прошла под явным влиянием значительного сокращения Вооруженных Сил 1960-го года. Кривые, построенные по результатам сдачи выпускных экзаменов за это пятилетие, имеют пилообразный характер, что говорит об отсутствии тенденции. И, при этом минимумы «пилы» приходятся на нечетные годы, к коим относится и год нашего выпуска. Этот факт вообще не поддается объяснению. Однако, то, что в сравнении с предыдущими пятью выпусками мы почти по всем показателям находимся на последнем месте, это сомнению не подлежит. Надо признать, что наш выпуск весьма посредственен. А следующий за нами, то есть «смешанный» выпуск, та самая 2-я рота, некогда затеявшая грандиозную драку, намного превзошел пять предыдущих.
Формирование нашей роты фактически продолжалось все годы обучения. Каждый год поступали все новые и новые ребята, и каждый год уходили. Всего за семь лет было принято 108 человек (из них пятеро сразу были переведены в класс выше). За эти же годы отчислено было 54 человек (55%). Сам по себе этот факт должен говорить о том, что за семь лет произошел жесткий отбор, и училище окончили будущие моряки высокой пробы. Это можно было бы утверждать, если бы 29 человек, то есть более половины отчисленных, не ушли из училища по собственному желанию. Это может означать, что ушли не самые худшие, а в таком случае и остались не самые лучшие. Не подтвердилось мнение, что дети военных лучше приспособлены к военной жизни и продолжают путь отцов. Из детей военных ушли 35 %, при общей цифре 27%. Много можно сделать скоропалительных выводов, но цифры упрямо твердят свое. Но и цифры - это еще не оценки. Настоящую оценку каждому из нас еще поставит сама жизнь.
«Одно неоспоримо, – продолжил умудренный аналитик Михаил Титов - этот период практически для всех явился основой, “краеугольным камнем” их последующего бытия, заложил определенное отношение к окружающему миру, людям, службе и работе. Кроме того, он сделал нас близкими людьми, помнящими юные и для многих, наверное, лучшие годы, проведенные бок о бок, великолепно понимающими друг друга при встречах и беседах, сформировал навсегда крепко спаянное сотоварищество. Собственно же Нахимовское училище, а для нас Питония, всегда вызывает во мне лишь теплые чувства, несмотря на некоторые иногда испытанные там “огорчения”, которых, по-видимому, никто из нас не избежал в большей или меньшей степени во время обучения в нем».
очень любил класть в основание церквей (обычно в качестве краеугольного камня) священные камни своих языческих предков. Это так символично: с одной стороны, христианская церковь как бы попирает стопой былую святыню, а с другой – кладет ее в свое основание, строится на ней. Вернее сказать: произрастает из нее.
***
В последние минуты, говорят, перед глазами мелькает все прошлое. Так и тогда у многих блеснуло в глазах все пережитое в родных стенах. Калашникову вспомнилось, как семь лет назад покидал он родной московский дом: «Была щемящая грусть и тоска, которая была со мной много лет до тех пор, пока я не женился и не обрёл теперь уже свою семью. Мамки не хватало! Некому было высказать наболевшее и посоветоваться по пустякам. Такое можно доверить только матери. Лет, наверно, до 16-ти я так и делал, когда приезжал в отпуск. И мама меня слушала, а это было главным – выговориться. Может быть, даже мне и не нужны были её советы, нужно было только тепло, внимание и возможность прильнуть к родному человеку. С отцом не разблямзишься! Начнёшь о чём-нибудь своём рассказывать, как бы невзначай вроде жаловаться, а он тебе и говорит, что в твоём возрасте он голодал, так как очень трудное время было. Послушаешь его и, действительно, все твои переживания мелковаты будут по сравнению с тем, что он пережил. Ну, после этого со своими возрастными переживаниями к нему и не лезешь. То ли дело мама! Она поймёт, да и простит. Став старше, как-то это желание выговориться прошло, да и запросы к слушающему возросли. Менялся возраст, менялись потребности в общении. Мы из нежных детей превращались в мужчин!»
Возможно, что такое чувство характерно для иногородних. У ленинградцев, например у Юры Монахова, оно было обратным. Юра, отягощенный излишней опекой родителей специально выбрал училище расположенное в другом городе.
***
Начальник училища контр-адмирал В.Г.Бакарджиев вручает аттестат Валерию Назаренко. На заднем плане: В.Строгов, В.Александрович (2-й ряд), В.Овчинников, В.Коновалов (2-йряд), А.Сипачев, Н.Петров, А.Сиренко, А.Дудник, М.Московенко, крайний справа — В.М.Румянцев. 1965 год.
Фотоснимок момента вручения нам аттестатов зрелости вошел в набор агитационных материалов Политуправления ВМФ. В начале 1970-х годов эту фотографию снял со стенда в одном из матросских клубов СФ А.Белогуб.
В высшие училища нахимовцы поступали без экзаменов, Да и поступлением это назвать было нельзя – мы просто переходили туда учиться. Это была единственная и последняя наша льгота. И мы, как нам казалось, её вполне заслужили своей семилетней учёбой в Нахимовском училище. И поэтому нам оставалось только выбрать будущую специальность, определяющую в дальнейшем и весь жизненный путь. И делалось это, естественно, задолго до выпуска.
Выбор места обучения для нахимовцев, в принципе, был добровольным, но почти всегда он был добровольно – принудительным. В иные года его ставили в зависимость от результатов учебы. В другие спускалась разнарядка. Но всегда выбор для каждого выпускника был труден. Трудно было уже потому, что за долгие годы жизни в нахимовском училище нам редко приходилось выбирать что-либо. Теперь мы понимали, что перед нами лежит Рубикон, и нам надо было решиться, в каком месте перейти его, ведь «лошадей на переправе не меняют», а на том берегу поменять направление дальнейшего движения будет трудно. Но, как решать? Из каких соображений исходить? И, наконец, из чего выбирать?
Как оказалось, чтобы сделать правильный выбор, мы для этого недостаточно знали флот. Это - парадокс. Нас семь лет учили, мы три лета подряд были на корабле. Нередко мы бывали в высших училищах, имели там друзей и не только из бывших нахимовцев. Но к самому концу семилетнего обучения рядом не оказалось грамотных советчиков.
В Ленинграде и области высших военно-морских училищ тогда было пять: ВВМУ им. М.В.Фрунзе на Васильевском острове, ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского в здании Адмиралтейства, ВВМУПП им. Ленинского Комсомола рядом с Обводным каналом, ВВМУРЭ им. А.С.Попова в Петродворце и ВВМИУ им. В.И.Ленина в Пушкине. Кроме того, в прошлые года нахимовцы поступали в Военно-медицинскую академию и в Высшее инженерно-техническое училище (проще говоря, военно-строительное). Были училища, расположенные в других городах. Возможностей было много. И для многих из нас процесс выбора был, длинным и заковыристым.
Нахимовцы В.Щукин и Г.Малахов обсуждают в классе самый главный для выпускника вопрос: куда пойти учиться? 1965 год.
Калашникову отец советовал идти в Пушкинское училище, потому что последние годы своей службы провёл в нём. А там готовили дизелистов и турбинистов. А это значит БЧ-5. Но этого добра мы насмотрелись на крейсере «Киров» и становиться корабельным механиком хотелось лишь отдельным из нас. Идти же в ВВМИУ им. Ленина у нас не пожелал никто.
Сашу Берзина начал сманивать на 3-й факультет Дзержинки его приятель Боря Кобылинский, нахимовец старше нас на два года. Рисовал он перспективу отнюдь не трюмного офицера, а офицера-кораблестроителя на одном из судостроительных заводов страны, в том числе и Ленинграда. Не профессия, а сплошной ватман, кульман и рейсфедер.
Приятель Мишки Московенко Валера Трошин, с которым они познакомились в в феврале 1961 года, когда лежали в санчасти, теперь уже курсант, приходя в Питонию, красочно расписывал свою будущую специальность программиста, на которую он учится на 3-м факультете ВВМУРЭ им. А.С. Попова. Это будущее он рисовал нам как в сказке: белый халат, тишина в заглублённом командном пункте ГШ ВМФ недалеко от Москвы, твой пульт управления с множеством кнопок и тумблеров, сдержанные команды чуть ли ни Главкома, и ты - наедине с выбором правильного решения по управлению силами всего ВМФ. От такой фантастической перспективы бросало в дрожь.
Очень хотелось не ошибиться, и не хотелось играть с судьбой втёмную. Необходимо было видеть все своими глазами. И тогда мы попросили, чтоб нам устроили экскурсии в военно-морские училища. Нам организовали только экскурсии во ВВМУ им. М.В.Фрунзе и во ВВМУПП. Такое было впечатление, что никто этим делом заниматься не хотел. А, скорее, эти училища и были указаны командованию как предпочтительные. Именно туда было желательно поступление нахимовцев (если было желательно вообще). Так что представление о том, как готовятся флотские специалисты, мы получили довольно узкое: только о штурманах и артиллеристах (ракетчиках), а стало быть, в недалеком будущем командиров кораблей.
Видимо, училище подводного плавания нам плохо представили, в памяти остался лишь специальный унитаз подводника. Во всяком случае, большинство из нас склонилось в сторону ВВМУ им. М.В.Фрунзе, невзирая на непрезентабельный и удручающий вид его внутренних дворов.
ВВМУ им. М.В.Фрунзе
В результате во ВВМУ им. М.В.Фрунзе пошел 21 человек. Все – на один штурманско-гидрографический факультет. Когда нас приводили на экскурсию, этим факультетом как раз командовал наш контр-адмирал Н.М.Бачков. В училище того времени были еще противолодочный, начальником которого с 1967 года был бывший командир крейсера «Киров» Б.В.Викторов, и минно-торпедный. Все эти факультеты пронумерованы в соответствии с боевыми частями корабля. А один – четвертый – готовил будущих политработников, но этот в наш расчет не входил вовсе. Профессии артиллеристов и противолодочников (ПЛО) тоже по душе не пришлись, а всерьез заинтересовал лишь только 1-й факультет – штурманско-гидрографический. В штурмана пошли 10 человек, в гидрографы 11.
Грабарь ходил за советом к старому другу семьи, капитану парусника «Седов» П.С.Митрофанову. Тот, естественно, предпочитал экологически чистые средства передвижения, жутко боялся атомных лодок, и Володе рекомендовал идти в Гидрографы. Володя даже не знал, что это такое, но догадывался. Можно считать, что Грабарь и Сиренко выбирали специальность, более ли менее осознано. Но в гидрографы нас попало, причем каждый своим путем, еще девять человек.
В том же 1965 году поступал во ВВМУ им. М.В.Фрунзе отчисленный ранее из Нахимовского Миша Хрущалин. Прошел без замечаний все медкомиссии и оформил в военкомате все необходимые документы. В назначенное время явился в училище и написал заявление на ракетно-артиллерийский факультет. Сомнений в здоровье и знаниях (четыре четверки в аттестате зрелости) не было. Сгубила случайность. Усталой женщине невропатологу (предпоследний врач медкомиссии, после нее оставался только терапевт, который пишет заключение «Годен») не понравился его прикус зубов. После непродолжительной дискуссии он был изгнан из числа кандидатов на поступление. В ЛЭТИ поступил без проблем. Военно-морская кафедра по иронии судьбы сделала его все тем же офицером-ракетчиком, но уже запаса.
А годом раньше поступил во Фрунзе Олег Осипов. Он закончил школу рабочей молодежи. А там была десятилетка. Поэтому Рюша-мореман обогнал нас на год.
ВВМУРЭ им. А.С.Попова
Это училище постепенно вместе с развитием научно-технического прогресса превращалось из училища связи в училище, готовящее специалистов обеспечения управления силами, а затем и автоматизации управления. В 1960 году были сформированы отдельно радиотехнический факультет и факультет связи. А в 1963 году образован факультет электронно-вычислительной техники, в том году на этот факультет поступило наибольшее количество нахимовцев. Им, да и нам виделось в нем все самое передовое, что только имелось на флоте.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
