После 5-й эскадры ему предложили место в главном техническом управлении флота, где он прослужил два года, и несмотря на то, что ему предлагали ещё более высокую должность, демобилизовался. На гражданке у него были большие планы на жизнь, но осуществить их ему не пришлось.
Спиридонов Иван Александрович умер 27 мая 1994 года, похоронен в Севастополе.
А вот что написала вдова капитана 2-го ранга Маркина Николая Егоровича – Виолетта Израилевна (г. Новомосковск, Тульская обл., Россия):
«Здравствуйте, уважаемый Вячеслав Николаевич! Вы представить себе не можете, что я пережила, пока читала Ваше письмо. Огромное Вам спасибо за память, за внимание. Что Вам рассказать про нашу жизнь после 24 мая 1968 года (после аварии). После того как Николай вышел с госпиталя, мы вернулись в Гремиху. В январе 1969 года у нас родилась дочь, летом Николая Егоровича направили в Обнинск, а потом мы уехали в Западную Лицу. Муж получил назначение на атомную подводную лодку, командиром которой был Егор Томко (бывший старпом АПЛ К-27 – авт.). Частые выходы в море, походы. Я там работала в музыкальной студии в Доф(е). Жили неплохо. В 1978 году мы снова переехали в Гремиху. Служил Николай в воинской части 39047 в должности командира дивизиона. И снова море. В 1984 году Николая Егоровича переводят служить в г. Мурманск-60 посёлок Вьюжный на должность зам. командира соединения по ЭМЧ (электромеханическая часть). Я работала, потом поступила в 1-й медицинский институт в Москве. В 1988 году на службе Николаю Егоровичу стало плохо. Отправили в госпиталь. Диагноз – ишемический инсульт. В июне 1989 года мы приехали в Новомосковск Тульской области. Там получили однажды письмо от нашего приятеля контр-адмирал В.Синицына, он советовал Николаю оформить удостоверение ветерана группы риска. Николай обратился в военкомат, оттуда дали запрос в архив о подтверждении его участия в ликвидации ядерной аварии на АПЛ К-27. Но ответа не было. А настаивать и «бегать» по инстанциям Николай не захотел. Работал инспектором отдела кадров, но всё чаще и чаще стал чувствовать себя плохо. Вынужден был уволиться с работы.
В 1997 году в очередной раз попал в больницу. Потом всё как будто наладилось. Ему стало лучше, но 1 мая 1998 года, будучи на даче, Николай Егорович скоропостижно скончался. Хоронили его с воинскими почестями, всё это организовал наш племянник, тоже военный офицер – подполковник. После смерти мужа он пытался добиться льгот, но всё было бесполезно. Мне ответили, что для того чтобы я их получала, надо, чтобы при жизни Николая он был членом ВПОР и имел удостоверение. А он его не имел. За потерю самого дорогого мне человека, который отдал многие годы службы подводному флоту, потерял там своё здоровье, я получаю – 109 рублей!!! (по состоянию на 2008 год). Такие вот дела. Работаю, получаю свою небольшую пенсию. Дочь и зять врачи. Подрастает внучка, которой уже 14 лет. Первое время я переписывалась, перезванивалась со многими друзьями из Мурманска, но сейчас все потерялись. Ещё раз спасибо Вам большое за внимание, желание восстановить то, что пришлось морякам АПЛ К-27 пережить за время их службы на этом корабле. Всего Вам доброго. Виолетта Израилевна. 16.04.2008 год»
Капитан 2-го ранга Маркин Николай Егорович родился 05.06.1941 г. После окончания СВВМУ прибыл на АПЛ К-27 в 1967 г. на должность зам. командира электромеханической части 2-го дивизиона. Прошёл через ядерную аварию на корабле. После лечения продолжил службу на подводном флоте, несмотря на сопротивления врачей. После демобилизации проживал в Новомосковске Тульской области. Скончался в возрасте 57 лет.
«Здравствуйте, ув. Вячеслав Николаевич! Постараюсь ответить на Ваши вопросы. Славик родился 18 мая 1940 года в г. Баку. После 7-ми классов пошёл учиться в Каспийское мореходное училище, но не закончил его. Причины не знаю. Потом работа и учёба в вечерней школе. В 1960 году призвался в армию. Служил на Черноморском флоте, крейсер «Михаил Кутузов». Прослужив два года, в 1962 году поступил в Севастопольское ВВМУ, которое в 1967 году окончил и получил назначение в Гремиху, на атомную подводную лодку К-27. Познакомилась я с ним в 1962 году, а 30 октября 1964 году мы поженились. В 1965 оду у нас родился сын Анатолий, а в 1969 году – дочь Виктория. Прожили мы вместе шесть лет. Что могу сказать, оглядываясь назад. Это был неуёмный человек. Он как чувствовал, что ему отпущен уж очень маленький срок жизни на этой Земле. Писал картины, стихи, поэмы. Любил рыбалку и охоту. Я уже не говорю за Север: мы с ним избороздили все леса, раненько поутру ходили на рыбалку. Человек он был добрый, отзывчивый, душой коллектива и компании. И это не только мой взгляд на него, как жены, но и его сокурсников по училищу.
Влад Домбровский (слева) и Мстислав Гусев. 1966 г.
Уже прошло 39 лет, как его нет, а я ежегодно встречаюсь с его друзьями, посещаю училище, где учился Слава. Конечно, он был не идеален, я его не идеализировала, но на общем фоне его вспыльчивость, но не грубость, жёсткость, особенно мне хлопот не доставляла. Жизнь была не очень лёгкой, но и сложной, и трудной её при нём не могу назвать. Он очень любил людей, друзей, в частности, любил детей и к ним относился очень трепетно. Сначала я была у него за ребёнка, ведь он старше меня был на 7 лет. В 23 года я осталась вдовой с двумя маленькими детьми 5-ти и несколько месяцев дочери. Хотя дочь и не помнит его, но ей я очень много рассказывала о Славе, она до самого замужества носила его фамилию. Дочь многие годы собирала стихи, поэмы своего отца. Она, как и сын, знакома с его друзьями. Хотя её и воспитывал другой человек. В училище есть музей, там есть и фото Славика. Мы каждый год посещаем этот музей, кладём цветы к фотографии. Скажу так: «Если столько прошло лет, и я не забыта, это о многом говорит». Если бы Слава был посредственным человеком, я не думаю, что помнили бы меня. Он как лучик солнца, вышел всех обогрел, приласкал и закатился… А его отблеск остался на земле и выразился тем или иным в детях и внуках. Сын прекрасно рисует, пишет стихи, очень похож на него внешне. Дочь по-своему что-то от него взяла, а мне осталась память и благодарность, что меня, простую севастопольскую девчонку, мог полюбить такой человек.
Татьяна Гусева (слева) с семьей Домбровских. Севастополь. 2008 г.
Дети уже взрослые. Сын живёт со мной, дочь замужем за офицером. Он капитан 2-го ранга, проживают на Камчатке. У дочери двое детей, двое внуков Славика. Внучке уже 21 год, внуку 18. Память о своём дедушке, хотя они знают его только по фотографиям, стараюсь сохранить и во внуках. Когда они бывают у меня, я их вожу в музей, кладём там цветы. Показываю им тропы, по которым ходил их дедушка. Встречаемся с друзьями Славика, они многое им рассказывают о нём. Ведь что-то должно быть святое у нынешнего поколения и кто, как не мы, должны этому содействовать. Вот я это и делаю, и буду делать пока жива. Уважаемый Вячеслав Николаевич! Вот, кажется, я вкратце и рассказала Вам о Славе. У меня часто бывают гости с числа тех, с кем служил Славик на АПЛ К-27. Узнаю не только хорошие новости, но и печальные. Узнала о смерти Новицкого Геннадия Геллиодоровича. Из Вашего альманаха узнала о смерти Коли Мойстуса, Бориса Ефремова. Коля со своей женой Шурой были у меня сразу же после гибели Славика, а потом 18 лет спустя Шура была с сыном Юрой у нас, и всё, до сегодня больше никаких сведений о них нет. И вот печальная новость. А ведь это первые знакомые, а впоследствии, друзья по Северу, потом уже были Домбровские, Агафоновы. Но с Мойстусом Славик познакомил меня на второй день моего появления в Островной.
Татьяна Гусева, г. Севастополь»
, 1940 г.р., после окончания Севастопольского ВВМУ в 1967 году прибыл на АПЛ К-27. Назначен командиром группы турбинистов. В 1970 г. с группой членов экипажа корабля на АПЛ К-8 участвовал в боевом походе. Погиб, героически спасая своих товарищей в отсеке при пожаре на лодке.
Из письма вдовы капитана 1-го ранга, бывшего командира 1-го дивизиона Артеменкова Владимира Стефановича, незаконно обвинённого в разглашении секретных документов.
«Здравствуйте, Вячеслав Николаевич! Извините, что задержалась с ответом. Итак, где родился Володя? Володя родился в семье морского офицера, на Севере в 1936 году. После войны семья жила в Балтийске, где и прошли его школьные годы. Учился неплохо. В 1954 году семья переехала в Ленинград, и он поступил в ВВМУ им. Ф.Э.Дзержинского, которое успешно заканчил в 1959 году. Познакомилась с Володей в 1959 году во время его учёбы в Обнинске. Сыграли свадьбу, далее переезд в Северодвинск, потом Гремиха, снова Северодвинск. Служил он на АПЛ К-27 до 1967 года в должности командира 1-го дивизиона при командире Новицком Геннадии Гелиодоровиче. В 1967 году ему разрешили поступить в академию, которую он впоследствии успешно закончил с золотой медалью. Потом снова учёба, защита диссертации и работа преподавателем (звание доцента он получил до 1992 г.). У нас двое сыновей. Один 1961 г.р., второй – с 1970 г.р. Оба уже взрослые, имеем внуков. Владимир Стефанович любил охоту, много времени, конечно, отдавал своей работе. Отпуск обычно проводили на даче родителей, помогали им в огороде. Любил писать стихи. Написал поэму о своём корабле К-27. В 1992 году Володя ушёл на пенсию, но до последнего дня работал на кафедре, читал лекции. 30 ноября 1997 года ему исполнился 61 год, а 21 декабря этого года его не стало. Всему виной капитан 1-го ранга Никитин, так как после известных событий Володе стало очень худо с сердцем, не выдержала всего этого его мама и умирла, вскоре ушел из жизни и Володя. Посылаю Вам вырезку из газеты, где коллеги Владимира Стефановича встали на его защиту. Резко осудили мерзкий поступок Никитина в отношении Володи. Вот, кажется, и всё, что хотела написать. С ув., Алла Алексеевна.»
Глава 23. СПУСТЯ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
Прошли десятилетия со дня моей службы на атомной подводной лодке К-27 Северного флота. Как же сложилась жизнь тех, кто служил на ней в разные годы службы? Конечно, в данной книге рассказать обо всех просто невозможно, и всё-таки о тех, с кем мне пришлось непосредственно служить, кого нашёл, спустя годы, хочу немного рассказать. Начну с печального списка тех, кто не дожил до нашего времени. Многие ушли из жизни, не дожив до 60 лет. Давайте склоним свои головы перед ними и остальными моряками-подводниками АПЛ К-27, которых я не назвал.
Егор Андреевич Томко, 1935 г.р., старпом АПЛ К-27. После АПЛ К-27 продолжил службу на подводном флоте. Командовал дивизией атомных подводных лодок Северного флота. С 26 августа по 7 сентября 1978 года участвовал в переходе подо льдами Арктики с Северного на Тихоокеанский флот двух подводных лодок, являясь старшим на борту. За этот переход получил звание Героя. В 1984 году – командир ВВМУПП им. Ленинского комсомола. С 1992 года в запасе стал вице-адмиралом. Являлся Председателем международного фонда моряков-подводников. Умер Егор Томко 01 апреля 2008 года. Владимир Гусев, 1946 г.р., турбинист. Киев. После демобилизации у него не сложилась жизнь. Много проблем он принёс своей матушке. Умер в 57 лет от онкологии. Анатолий Кулаков, 1946 г.р., трюмный. Проживал в Киеве. Женился. Вырастил двоих детей. А вот внуков не дождался – скончался в 57 лет от онкологии. Юрий Вовк, 1946 г.р., радиометрист. Проживал в Белой Церкви. Работал в колхозе бригадиром. Воспитывал дочь. Как потом написала его дочь Лена, болезнь тяжёлая и неизлечимая забрала его в 45 лет.
Света небольшого роста южанка, из Севастополя, всегда была в хорошем настроении, любила своих мужчин, заботилась о них, им с ней было всегда хорошо. Любила много читать и непременно делиться прочитанным. Время было читающее, мы все стремились к этому, но у нее получалось лучше всех. Во время зимовок, когда наши мужья уходили в Ракушку, мы с литературными разговорами засиживались до полуночи. Она была в лучшем положении: отправив детей в школу, могла себе позволить немного восстановить силы. У меня времени на восстановление не было. В середине апреля они уехали в очередной отпуск в Севастополь. Решено было Юру оставить с нами до окончания школы, чтобы сдать экзамены за восьмой класс, пройти практику и вместе с нами улететь в Москву, где его должен встретить родной дядя, работавший в каком-то министерстве. Сказано – сделано. Надо заметить, что Юра в восьмом классе не был прилежным учеником, а сдача экзаменов – ответственное дело, мой риск был не таким уж и маленьким перед его родителями, многие меня старались отговорить от этого намерения, да и характер у Юры был, мягко сказать, независимый. Мы как-то сразу поняли друг друга, прилично сдали экзамены, пришло время практики, и я его устроила на хлебозавод в две смены. Две недели пробежали быстро, так же быстро, как и наши отпуска. Он со своими родителями, в Москве и Севастополе, мы на юге и в Ленинграде. Начался новый учебный год, что произошло с Юрой, понять никто не мог, другой стал человек: ответственный, упорно сидит за домашними заданиями, изучает иностранные языки, учится на отлично, личное время проводит за книгами, гулять некогда. Школу закончил на «отлично», их перевели в Севастополь, он успешно поступил в МГИМО. При встречах с его родными было не всё просто. Совершенно неожиданно в командировке в гостинице умер Миша Лезгинцев – инфаркт. Мы все переживали эту утрату. Видимо, сказались переживания за Свету, у которой врачи диагностировали «болезнь нашего времени».
Шло время, мы в Ленинграде. Эрик преподает в , дети учатся, я работаю во Дворце, опять общественные нагрузки, на этот раз их аж одиннадцать. При приеме меня в партию в райкоме спросили нашего секретаря: «Как же она справляется?» Он спокойно ответил: «Отлично». Ему порекомендовали немедленно освободить меня от всех нагрузок, за исключением председателя профсоюза нашего Дворца и ректора общественного университета по эстетическому воспитанию подрастающего поколения. Повезло. Утром наш дежурный известил меня, что ко мне пришли молодые люди. В кабинет входит молодая красивая пара, все светятся, в руках цветы, коробка конфет, шампанское. Я сразу не узнала, прошло семь лет. Мой милый, мой трогательный мальчик Юра Лезгинцев держит в руках красный диплом и обращается ко мне со словами благодарности. Получив дипломы, вечером они сели в поезд и приехали ко мне из Москвы в Ленинград. Оказывается, он дал себе слово, что по окончании ВУЗа он меня известит первую. И как!!! На мой вопрос, чем я заслужила такую честь, ответ был до банальности прост. Проходя практику на заводе, где он перемыл десятки котлов после теста и выпечки хлеба, дал себе слово получить высшее образование. Я подумала про себя, сколько «приятных слов» было им сказано каждый день в мой адрес. Вот она «горькая, правда» формирования его личности. Стоик. Назначение он с женой Мариной получили в Иран или Ирак, не помню. В связи с восточными событиями мы переживали за них. Однажды довелось встретиться в Москве, звонили по телефону до обмена их московской квартиры. Пару лет назад разговаривали по телефону – он из Венесуэлы, я из Атланты. Юрочка, всё тепло, которое вы подарили с Мариной в ваш выпускной день – оно в моем сердце. Будьте счастливы и здоровы вместе с вашими красавицами дочерьми, их у вас две. Наверное, есть уже и внуки. Добрый путь Вам всем! Увидит ли, услышит ли меня Юрий Михайлович Лезгинцев. Юрочка, мы опять потерялись, после короткой встречи. Мне бы очень хотелось узнать о твоей маме и Мише. Последний раз я их видела в Севастополе, на вокзале, они меня провожали в Ленинград в середине девяностых. Но главное, напомнить тебе, что твой поступок в моей памяти до сих пор.
Я и Света Лезгинцева с младшим сыном – Мишей.
– высокая, под стать своему богатырю мужу Алексею Живописцеву – командиру лодки. Весельчак и придумщик, каких мало, казалось, в их жизни не было ни одной тучки. Сильные люди! Ирина – педагог, литератор, впоследствии прекрасных стихов – с благословения Булата Окуджавы (муж старшей сестры Галины). Они пришли с Камчатки. Судьбы у нас были почти зеркальные. К ней приехал ее племянник Игорь – сын Булата Шалвовича, продолжить учебу в девятом классе нашей 45 школы. Мать Игоря умерла, когда мальчику было 11 лет.
Ирина и Алексей Живописцевы.
Такая же участь постигла и нашего Игорька. Разница была в том, что мы сразу нашего Игорька усыновили, а она не проявила настойчивость в то трудное для всех их время. О чём горько сожалела. Подробности я узнала много лет спустя из её сборников стихов, которые мне прислали мои Калиши в Майями, где я отдыхаю со своими внуками. Стихи меня потрясли! Поздний тревожный звонок от Ирины меня взволновал, так как надо немедленно предпринять серьезные меры, чтобы мальчика оставили в Советской гавани до конца учебного года. Задача была не из легких. Игорь в Москве был замечен в распространении литературы шестидесятников. Это не удивительно, Булат Окуджава тоже входил в их число. И следственные органы требовали немедленного возвращения Игоря в Москву. Нашлись люди, которые встали на защиту Игоря. Спасибо нашему дорогому Панину, директору школы Владимиру Карповичу Манжосову, который не струсил, был со мной солидарен, как с председателем родительского комитета. Дело решалось на уровне Политуправления Тихоокеанского флота, семью офицера подводника Живописцева и их племянника отстояли. Дело ограничилось закрытым комсомольским собранием. Я никогда не забуду его глаза и его недоумение после собрания, он сказал: «Какие мы разные, хоть все живем в Советском Союзе. Какие вы все светлые». Он был прав. Наши ребята еще сохраняли свои идеалы. С разрешения Ирины, я коротко написала о жизни Булата, Галины и Ирины в журнале «СОВА» в Атланте. Думаю, она не обидится, если я закончу это воспоминание ее стихами.
ИГОРУШЕ.
ПЛАЧ.
1995 – 29.01.97.
Из «Ночных колоколов»:
... Мы все спешим туда, где многолюдней (Так англичане в шутку говорят). И снова после жизни многотрудной Вы вместе – Галя, Игорь и Булат.
Это жгучее откровение Ирины. Её раскаяние, облегчило и мою душу. Долгие годы терзали меня сомнения и вина перед родным отцом нашего Игорька. Хотя все мы понимали, что для будущего Игорька – это единственный выход – ничего не менять в его жизни. Кроме того, это было желание моей сестры. Отец Игоря – Анатолий – в силу своей профессии механика на рыболовецких судах, находясь по несколько месяцев в море, не мог заниматься его воспитанием. Время показало правильность нашего общего решения. Да, это было тяжело для Анатолия – не видеться с Игорьком до его совершеннолетия. Спасибо Толе, который сумел понять меня! Он исполнил свое обещание, только однажды прислал сыну поздравление ко дню его рождения 19 марта. У Анатолия образовалась своя семья, родилась дочь, которую воспитать ему не пришлось по причине развода со второй женой. Своего сына он сохранил, познакомился с ним, когда Игорек заканчивал ВВМУРЭ им. А.С.Попова. Они часто встречались, сохраняя добрые отношения, Игорёк и его семья заботились о нем до конца жизни Анатолия. Было очень трудно скрывать правду, она осложнялась долгой болезнью Людочки, которой мы должны были немедленно вернуть сына при ее выздоровлении. К этому я прикладывала все силы, внимание и заботу, помогала мне моя дорогая Мумка (свекровь, они и сейчас вместе на кладбище «Памяти жертв 9 января»). Во спасение этой ситуации, родилась игра: у нас появилось три мамы: родная мама, мама Айя, мама Еея (Виола) – наш большой друг семьи, у которой мы отдыхали каждое лето в Сухуми. Эта игра была необходима для поддержки его детской памяти о его маме и папе, чтоб он в любое время мог вернуться к матери, что и случилось, после очередного лечения в . Людочке стало легче, мне пришлось привезти Игорька к ней. Эрик болезненно воспринял это расставание, уговаривал меня повлиять на Людмилу, не тревожить парня, которому так хорошо в нашей семье. При их встрече (Толя, муж моей сестры, был в море) я с трудом сдерживала слезы. Боль разлуки с ним тщательно скрывала, счастье Людмилы давало мне силы. В голове стучало: надо, надо, так надо, а сердце плакало, скулило. Утром надо было улетать в Советскую Гавань. Игорек мирно играл со своими игрушками, увидев меня одетую, спросил: «Мама Айя, ты куда?». А как ответить, когда все слова у нас застряли в горле. Игорек мгновенно засобирался, бегая по комнате, разыскивая свои вещи. Людмила только сумела произнести: «Забирай, не знаю, что будет со мной».
Милая моя, родная девочка, как же тебе хватило мужества взять всю нашу боль в свое сердце и жить с ней еще четыре года, встречаясь с сыном один раз в году во время нашего отпуска. После смерти Людочки мы не тревожили память Игоря воспоминаниями о его родителях. На четвертом курсе училища, когда Игорь приехал домой в увольнение, как всегда мы с ним уютно устроились на кухне с любимой его жареной картошкой и всякой вкуснятиной. В мирной беседе без Юлиньки и Эрика – они были в гостиной – неожиданно прозвучал его вопрос: – Мама, а где мой папа? Я спокойно отвечаю: – Всё шутишь, на диване, в гостиной. – Нет, настоящий мой отец, с которым ты развелась? Мне надо было заново вернуться в далекое прошлое, вспомнить, что Эрик не родной его отец. Немного придя в себя, с ужасом понимаю, что я не родная его мать, о чем он пока не знает. Что делать? Какое решение принять? Сказать всю правду или только полуправду, добить сразу или пощадить временем, а потом чем оправдать эту ложь? Не дай Бог кому-то оказаться в подобных ситуациях. Мы готовили себя к этим признаниям во имя Толи, но этот разговор меня застиг совершенно неожиданно. Я начинаю свою исповедь, почти твердым голосом: – Игорек, прими мое признание, как взрослый мужчина. Но тебе сегодня лучше (как лучше, что лучше, – чушь, все мелкая чушь) узнать всю правду: ведь я не твоя мать... Красная краска на его лице сменилась белой, резко отодвинув стул, возмущенно сказал: – Вы учили меня правде, а сами врали мне всю жизнь! И все-таки, есть Бог на свете! Чтобы облегчить его страдание, я ему задала простой вопрос: – Игорек, твоя воля казнить нас или миловать. Но скажи, и только правду, когда-нибудь ты чувствовал разницу между тобой и Юленькой? А ведь она младше тебя и девочка. Он был обескуражен. – Нет, – тихо ответил он. Постепенно мы вошли в детские его воспоминания, вспомнили последнее прощания с его мамой. Он, оказывается, многое помнил. Я спросила, как он узнал и знает ли отец и Юленька. Он ответил: «Нет», – и попросил не тревожить их этим разговором. А Юлишка – наш «Штирлиц», знала двумя годами раньше из свидетельства об его усыновлении, которое мы тщательно скрывали, но разве от них скроешь что-нибудь в их доме. Через какое-то время Игорек обнял меня и по-мужски сказал: – Мамочка, какое это имеет значение, я знаю, что у меня две мамы и два папы. Я рассказала о любви его родителей к нему, рассказала об их сердечности и порядочности. Об их желании видеть его счастливым, и предложила в любое время сходить на могилу к его маме. Это тоже было тревожно-мучительное время – ещё долгих три месяца. Рано утром из училища прибежал Игорек и решительно сообщил, что мы сейчас едем к маме. Наконец-то, как тяжело он переживал все это время, хотя не подавал никакого вида, бывая дома в увольнениях. Сильный характер, достойный мужественного человека. Встреча сына с матерью состоялась через пятнадцать лет. Высокий, спортивный (десятиборец), красивый, в форме курсанта 4 курса, великодушный – весь в свою маму Люсю – он долго стоял, низко склонив голову в своих мыслях, потом, опустившись на калено, приложил руку к бескозырке, по морскому ритуалу отдал своей мамочке честь. Я оставила их одних и про себя тихо повторяла: «Людочка, это твой сын, он достоин твоей мечты».
И это правда. Сегодня Игорьку пятьдесят. У него прекрасная семья: дочь Людочка и сын Антон, внук Алексей и замечательная жена Ирочка. Со своей Юлишкой не расстаются ни на миг, нежно любя друг друга, как в детстве, несмотря на расстояния и долгие разлуки. Их детская дружба и взаимовыручка востребована и сегодня, в чем бы она ни выражалась. Я счастлива и спокойна за них.
