Знаете, мне что-то надоело заниматься описанием собственной персоны и знакомых мне офицеров. Давайте поговорим о жизни так называемого «личного состава» и вспомним о примечательных людях неофицерского звания, которые входили в состав экипажа нашей «малютки».
Я уже упоминал, что «по штату» таких моряков у нас было двадцать четыре человека, персонально они, естественно, примерно на одну четверть менялись каждый год. И следует заметить, что, со времён моего прибытия на ТОФ, вместе с переменами в стране (всё-таки несчастье прошедшей Войны уходило в Историю), приходящие к нам служить тоже менялись, и, в основном, – в лучшую сторону. Они становились более образованными: всё большее число моряков «технических» специальностей имело десятилетнее образование, а семилетку заканчивали все подводники. И хотя эти формальные данные о числе оконченных классов не полностью отражают действительную картину, повышение культурного уровня моряков становилось заметнее с каждым годом. Мне все эти перемены особенно импонировали, так как иметь дело с сознательными людьми значительно проще, чем с личностями, вроде не к ночи помянутого «Махно». К сказанному нужно добавить, что подводников набирали, в основном, из «славянских» республик, не особенно афишируя применяемые при этом слегка расистские правила. «Техника» отбора и сортировки призывников больше знакома работникам военкоматов и офицерам учебных отрядов, в этих заведениях в начале службы подводников срочной службы обучают около года, а на самих лодках результаты подготовки моряков воспринимаются как само собой разумеющиеся.
К примеру, я обнаружил существование ограничений при наборе подводников следующим образом. Как и многих моих товарищей, меня периодически мучил радикулит, всё-таки сырость и холод в лодке не проходят даром. Правда, в упомянутое время стояло лето, но я угодил-таки в «несгибаемом» виде в нашу бригадную санчасть. Размещалась она в маленьком одноэтажном здании, где особых перегородок между комнатёнками для офицеров и матросов не было.
Как и в других местах, вскоре я познакомился со своими товарищами по несчастью (офицеров среди них не было), и возле моей койки начала собираться компания моряков для всяческих разговоров. Среди собеседников мне понравился хлеборез береговой базы родом из Узбекистана. Парень закончил десятилетку, прекрасно говорил по-русски, имел хорошее общее развитие и несколько тяготился своей невидной службой. В разговорах он несколько раз сетовал, что не попал служить на лодку, например, мотористом, чтобы потом знание машин использовать в будущей гражданской жизни. Ничего не сказав самому моряку, я решил позондировать у комбрига возможности перевода к нам этого матроса в обход обычного порядка обучения и подготовки в учебном отряде.
По сравнению со мной, Иван Михайлович Колчин был «тёртым» человеком. Он быстро восполнил пробелы в моём социальном образовании, пояснив негласные принципы, по которым пополняются наши экипажи. После этого я ещё раз просмотрел личные дела наших моряков, и больше наивных предположений о равенстве всех жителей СССР в практической деятельности не использовал.
Подарочный альбом из 5 дисков. На первом диске представлены песни Россия, Белоруссия, Украина и Молдавия. На втором - Грузия, Азербайджан и Армения. Третий диск наполнили мелодии прибалтийских республик - Литвы, Латвии и Эстонии. Узбекская, Казахская, Киргизская и Таджикская республики составили четвертый диск. На пятом диске - гимны союзных республик.
К этому времени срок службы моряков был сокращён до четырёх лет при одном месячном отпуске, а окончившим десятилетку предоставлялась возможность поступать в институты после проверки их подготовленности и при положительных характеристиках по службе. Такие моряки увольнялись в запас не глубокой осенью, а к началу приёмных экзаменов, и, как абитуриенты, шли вне конкурса. Эти решения послужили нам мощным дисциплинирующим средством, так как молодые люди при таком порядке понимали, что их судьба определяется не только тупой и безразличной к индивидуальностям государственной машиной, а, в какой-то мере, зависит от их собственных способностей и старания. Не то чтобы все моряки разом превратились в «ангелов», но ответственности у большинства из них явно прибавилось.
Надо признаться, что педагогических талантов за мной, к сожалению, не водится. Как правило, я чрезмерно увлекался своими подчинёнными, а затем нередко испытывал разного рода разочарования в своих оценках. Однако за три года службы на одном корабле командир имеет возможность досконально изучить своих моряков, начиная с первых шагов их карьеры.
И нужно быть уж совсем тупицей, чтобы при таких возможностях не понять всех индивидуальных особенностей каждого подчинённого. Постепенно на все должности старшин нам удалось поставить наиболее добросовестных моряков, вовремя готовить им замену и поддерживать в экипаже нормальную моральную атмосферу, в том числе, – и в смутное осеннее время увольнения в запас. А из правил отношения к людям я твёрдо усвоил, пожалуй, только одно: стараться делать для них побольше хорошего, и ответная реакция не заставит долго ждать. При всей очевидности этого правила и всяческих отступлениях от него, разочарования оказываются ничтожными по сравнению с положительными результатами.
И если таковых не наблюдается, нужно задуматься о собственных действиях, а не перекладывать вину на других.
Ну вот, всё-таки у меня получается незрелый педагогический трактат. Чтобы отдохнуть от рассуждений, давайте присмотримся к деталям быта наших подводников, а заодно и создадим «фон» для их портретов.
Когда нет выходов в море, в шесть утра в довольно душной казарме раздаются крики дневальных, и подводники, как и все служилые люди, выгоняются на зарядку, умывание и утреннюю приборку. После завтрака все переходят на корабли и выстраиваются на верхней палубе на подъём Флага. К этому времени офицеры тоже позавтракали, обменялись последними новостями и анекдотами и присоединились к своим экипажам. Штабной народ и бригадное начальство, как правило, тоже находится поблизости, раздавая первые за день распоряжения и указания.
После подъёма Флага в течение часа проводится осмотр и «проворачивание» механизмов, то есть практическое опробование всех устройств, чтобы убедиться в их исправности, а если выявятся неполадки, – знать чем заняться в первую очередь. Надо сказать, что такой логический ход нашей жизни был в начале шестидесятых годов нарушен каким-то горе-реформатором, и «проворачивание» перенесли на вторую половину дня. Объяснить морякам смысл такого распоряжения никто не смог, и оно присоединилось к другим глупостям, которые, по моему мнению, и продолжают «по песчинкам» губить Флот, нарушая его ясные и понятные всем мудрые традиции.
Дневное время на всю неделю «плотно» расписано всякими планами занятий.
В понедельник – полдня на политподготовку, вторник – на занятия по специальности и так далее. В субботу проводится большая приборка, сначала на корабле, а потом – в казарме, и помывка в бане. Как и у нас в училище, посещение бани в Находке было важным событием. Я долго ломал себе голову, почему здание этого важного учреждения вынесено за пределы территории бригады. С одной стороны, это можно было объяснить необходимостью обслуживать семьи офицеров и сверхсрочников. Но зачем лишать доступа к горячей воде моряков, которые постоянно работают с механизмами?
Ответ на все эти вопросы оказался чисто советским. Как-то к нам в частном порядке приехал находящийся в отставке вице-адмирал Георгий Никитич Холостяков, который в тридцатые годы руководил становлением нашей бригады и, в том числе, – возведением всех построек; строили, конечно, заключённые. Так вот, по словам адмирала, в плане строительства никакой бани не числилось, зато на её месте намечалось сооружение коттеджа для командира бригады. С большим трудом Холостякову удалось заменить один объект другим и не попасть при этом в число «вредителей» и «врагов народа». Об изменении места постройки разговора уже не было. Вспоминая этот нешумный визит знаменитого адмирала, я с горечью добавляю к рассказу о нём потрясшее всех нас через некоторое время известие о его кончине: подонки польстились на многочисленные ордена героя и убили его вместе с женой в московской квартире...
Всё, что я написал о расписании жизни наших моряков, относится к теории. А на практике к их нагрузкам следует добавить несение дежурной службы через два дня на третий. Насколько я осведомлён, такой режим работы сам по себе рассматривается как полное занятие людей, несущих непрерывную вахту. А у нас это было вроде мелкой «добавки» к основной службе. По частоте заступления во всевозможные дежурства и офицеры не слишком отличаются от своих подчинённых. Хотя я уже не раз зарекался от реформаторских предложений, всё-таки пусть читатель задумается об установлении порядков, требования которых заведомо невыполнимы: ведь отстоявший ночью вахту моряк днём опять участвует во всех «мероприятиях», а случись поломка механизмов, – вообще работает, не считаясь ни с чем.
По моему представлению, все эти общепринятые нелепости идут у нас от застарелого неуважения к людям, грубо говоря, всех нас принято рассматривать как «быдло». Заметим, что и на производстве в нашей стране не принято «дробить» работу, поручая её отдельные части «узким» специалистам. Такое разделение труда требует высокой ответственности отдельных исполнителей, куда проще намертво «привязать» человека к своему заведованию, вроде раба, прикованного к веслу галеры. А как при этом расходуются жизненные силы исполнителя, никого не интересует. Только выгод от таких порядков немного и для самих организаторов.
К сказанному нужно добавить почти полное отсутствие во всех местах моей службы условий для так называемой «клубной» жизни (например, – самодеятельности), чтения книг, спортивных развлечений и тому подобных элементов нормального существования. Уж на что я любил шлюпочное дело, но даже в Находке занимались мы этими упражнениями всего пару раз в связи с празднованием Дня Военно-Морского Флота, конечно, без предварительных тренировок, так что и гребля, и действия с парусами выглядели жалко.
Даже такое естественное дело, как купание – ведь Приморье расположено на широте Сочи – не поощрялось из-за боязни утопленников. На свой страх и риск на выходах в море я при каждой возможности организовывал для моряков посменное общение с прекрасной водной средой во время перерывов работы в полигонах, кстати, с огорчением убеждался, что многие из них плохо плавают. Поскольку такое положение с организацией жизни и досуга подводников было повсеместным явлением, мне не хочется называть каких-то конкретных виновников, тех же политработников, которые первыми должны отвечать за людей. Нет, всему этому укладу службы были более веские причины общего порядка.
Так, опять начались «трактаты». Где же наши моряки?
На крайне редких занятиях шлюпочным делом. Согласитесь, что снимок напоминает фрагмент Репинских «Запорожцев».
Да никуда они не девались. Я достаю из своего архива их любительские фотографии собственного изготовления для «досок почёта», вспоминаю разные случаи службы и никак не могу себе представить своих товарищей шестидесятилетними пожилыми мужиками. Конечно, каждый из них вспоминается по-разному.
Как это несложно понять по внешним атрибутам служебной карьеры, моряки, которых мы «выдвигали» на более ответственные посты, вызывали у меня большую симпатию, видит Бог, я старался быть объективным и не выдавать своих пристрастий. Примером таких моряков может быть наш старшина команды мотористов Ваня Фаст, в приватных беседах я его величал Иваном Абрамовичем. На моих глазах он превратился из шустрого «салажонка» в матёрого старшину, без крика и шума управляющегося со своими двумя подчинёнными. Команда мотористов на «малыше» включает самого старшину, командира отделения и одного (!) старшего моториста, читатель сам может оценить прелести такой своеобразной иерархии. Парня этого приметил ещё Свербилов, он называл его Говардом Фастом, этого американца одесского происхождения я уже вспоминал в разговоре о книгах. Ваня вырос без родителей, обстоятельств их утраты я не помню, да и расспрашивать было неудобно.
И.А.Фаст
Нужно было видеть как он работал. И обычные вахты у дизелей – не простое дело, а ведь молодой парень руководил и ремонтом громоздких механизмов. По требованию флагмеха Липавского в тесном отсеке сооружались ящики по числу цилиндров разобранной машины, чтобы избежать обезличивания деталей. Самые тяжёлые из них – поршни с шатунами – весят не один десяток килограммов. Каждую такую штуковину тщательно чистят, измеряют износ, подгоняют новые сменные части и так далее.
Вчетвером.
Никаких сторонних помощников, кроме придиры-флагмеха, его помощников и корабельного механика, нет. Заметим, что офицеры, как правило, руками не должны работать. Остальное читатель вообразит самостоятельно, а я констатирую, что за три года службы на «М-282» по части дизелей, равно, как и других важных механизмов, сбоев у нас не было. Конечно, и я должен был при этом придерживаться определённых правил в командах, связанных со скоростью надводного хода, чтобы не допускать перегрева или иного «насилования» главных механизмов.
К концу службы Фаст был специалистом первого класса, и ему одним из первых среди одногодков присвоили звание главного старшины (в то время – наивысшее для подводников срочной службы). Чтобы подстраховаться в будущей «гражданской» жизни, в виде исключения, в последнее лето мы разрешили Ивану посещение курсов водителей автомобиля, что было мечтой многих моряков. Курсы располагались далеко от бригады, и ходить на занятия моряку, естественно, удавалось не всякий раз. Тем не менее, курс автомобильных наук был закончен, правда, не без пресловутой «ложки дёгтя» в самом конце. С экзаменов наш отличник боевой и политической подготовки вернулся с «запахом». Скрывать такие происшествия мы не стали. Я твёрдо знал, что, начав с малых отступлений, очень быстро все начальники становятся заложниками круговой поруки, и Фаст получил полную меру положенных разносов и взысканий. Наш старшина мотористов достойно перенёс указанные процедуры (в это время в бригаде шла очередная кампания за чистоту коммунистического быта), но я чувствовал, что в этой истории остается элемент недоговорённости.
Осенью, когда мои любимцы увольнялись в запас, я решил несколько пренебречь негласными правилами дистанцирования офицеров от моряков срочной службы и пригласил всю пятёрку ребят к себе в гости.
Маманя приготовила необходимую снедь, из спиртного было только шампанское, и мы хорошо поговорили на прощание. Во время этой посиделки у меня с Иваном Абрамовичем произошел диспут на тему употребления алкоголя. Моряки честно признались, что все запреты на спиртное воспринимают как некоторую искусственно привносимую и совершенно непонятную им блажь начальства. Я, конечно, пытался отстаивать несколько иную точку зрения, наверное, не очень убедительно. В качестве одного из доводов Фаст рассказал, что после экзаменов на водительское удостоверение все участники мероприятия (и стражи порядка на дорогах – в их числе) по традиции распивают пару бутылок, и он не смог отказаться от коллективного нарушения морального кодекса строителей коммунизма. Мы вместе посмеялись над былым происшествием, а задумываться о моральных коллизиях в жизни нормальных людей я стал значительно позже.
Как бывший штурман, я всегда был особенно неравнодушен к рулевым и радистам, тем более, что командир непосредственно работает с моряками этих специальностей. Вместе с рулевыми мы «купались» в ледяной воде зимой и спускали по паре слоёв кожи на носу под лучами щедрого приморского солнца летом. И посмотрел бы я на командира во время швартовки при сильном ветре без ловких моряков, способных доставить бросательный конец на пирс за пару десятков метров с первой попытки. И хотя я не мог артистично взывать к боцману, как мой учитель Криворучко (вспомните его классическое: «Боцман, голубчик!» во время призовой стрельбы), всё равно, по короткому нечленораздельному звуку из боевой рубки мой подчинённый понимал нужно ли чуть-чуть притопить головку перископа или, наоборот, – на дециметр поднять её над волнами.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
