В Баку я почувствовал, что нахожусь на своей дороге. Легко вошёл в новый коллектив и быстро освоился со своими служебными обязанностями. В этом я усматриваю большую часть заслуги именно того коллектива. Командир Горбунов жестким и грубым оказался только с виду. На самом деле это был добрейший человек, относящийся к подчинённым как отец к детям.
Пунктуальная требовательность у него сочеталась с такой же пунктуальной заботливостью. Замполит Соловьёв хоть в душу никогда не лез, но умел видеть суть человека. Умел вовремя одёрнуть и остановить строптивого, поддержать колеблющегося, одобрить идущего туда, куда надо. О старпоме Куликове не могу ничего сказать, так как был он с нами всегда в строго служебных рамках.
Больше же всех я сошёлся с Олегом Линде и Игорем Сосковым. Первый был заводила: энергичный, весёлый, остроумный, мастер на розыгрыши и всякие выдумки. Правда, был вспыльчив, но быстро отходчив. Второй – исключительно добросердечный и общительный. Со своим непосредственным начальником – штурманом Постниковым я тоже был на дружеской ноге, но наши взаимоотношения были всё-таки больше официальными. Всё-таки какой-никакой, но непосредственный начальник, с ним много не подискутируешь, а потом он всё-таки был немного занудлив.
Душой же всего офицерского коллектива был механик Василий Андреевич Осягин. Он был самым старшим по возрасту, прошёл войну и много повидал. Был он воистину мудр и немногословен. Не знаю почему, но я с самого начала чувствовал опеку с его стороны надо мной. До сих пор помню его слова, сказанный однажды по какому-то поводу: «Володя, учись головой думать, а не всем телом, не то шею свернешь. Ты правильный мужик, когда о других думаешь, когда же сам по себе, то про забываешь». Тогда я не придал значения его словам, но за последующую жизнь, когда собственной шкурой прошёлся по всем неровностям, осознал, что самую суть мою ухватил тогда Василий Андреевич.
Никогда не отказываясь хорошо посидеть в хорошей компании, он наотрез отказывался от выпивки перед ответственным делом. И другим не советовал. Он так говорил: «...Водка незаменима только в двух случаях: или когда горе, или когда радость. Ибо горе она тушит, а радость разжигает. Голову же можно сберечь только трезвую. Меньше бы солдат в ту войну полегло, если бы они в атаку трезвыми ходили. Для боя-то злость нужна, а не дурь».
Так обстояли мои дела в офицерской среде. Неплохо, в общем. В команде же ко мне пока приглядывались. Всё-таки по подводным меркам молод я был ещё. Тогда ведь пять лет на флоте служили. Так что только матросы были моложе меня, да и то всего года на два, старшины же в большинстве были моими ровесниками, а кое-кто и старше.
Из этой категории я быстро сошёлся пока только со своими ближайшими подчинёнными: с боцманом старшиной 1 статьи Ионовым и штурманским электриком старшиной 2 статьи Боловиным в силу того, что приходилось часто общаться с ними и в служебных и в бытовых сферах, и потом они были довольно толковые ребята. А через пару недель, после одного события, меня и остальная часть команды признала своим. Пройдя регулировку электромоторов, в одну из суббот мы стали на якорь при входе в Бакинскую бухту. Нужно было дождаться открытия рейда.
И тут штурманский электрик установил, что забарахлил гирокомпас и требуется замена поддерживающей гидросферу жидкости. Жидкость в запасе у нас была, но требовалось присутствие мастера по гирокомпасам. Воспользовавшись тем, что у нашего борта стоял рабочий катер, командир отправил на нём штурмана Постникова в гидрографию за этим мастером. Через некоторое время пришёл семафор с сообщением, что мастера не будет до понедельника. А это значит, что нам придётся до понедельника стоять на якоре.
Тогда я, посовещавшись с штурманским электриком, обратился к строителю Гордееву Константину Ивановичу в присутствии механика и заверил их, что я этому делу обучен самим Плащинским – конструктором этого гирокомпаса, который у нас в училище преподавал устройство и использование навигационных приборов. Так что мы с штурманским электриком с этим делом управимся без всякого мастера. Пошли к командиру. Горбунов хороший командир, но очень уж осторожный. Поэтому он вначале категорически запретил это делать. Но строитель с механиком всё-таки уговорили. Приведённый строителем аргумент, что нам так и так придётся ждать понедельника, окончательно убедил командира, и он дал разрешение.
Мы с Боловиным разобрали гирокомпас и принялись за работу, за исход которой переживала вся команда, так как неудача грозила лишением увольнения в город в воскресение. И мы оправдали надежды. Через пару часов жидкость была заменена, гидросфера проверена, гирокомпас собран и ускоренно приведён в меридиан. А тут и рейд открылся, так что, получив добро на вход в базу, мы благополучно ошвартовались там, где надо.
Плащинский Н.К. Курс электронавигационных приборов. Для Высших Военно-Морских Училищ. - Москва: Воениздат, 1949.
двухстепенного типа. Пространство между стаканом поплавка и корпусом заполнено жидкостью. 1 – корпус; 2 – балансировочные гайки; 3 – балансировочные вилки; 4 – подшипник рамки; 5 – якорь датчика момента; 6 – статор датчика момента; 7 – стакан поплавкового гироузла; 8 – гиромотор; 9 – демпферный зазор; 10 – рамка; 11 – индукционный датчик угла; 12 – подшипник рамки.
Так что служба моя пошла плавно.
Однако в преддверии к празднику 23 февраля мы вошли в не совсем светлую полосу. Сначала радиолокация начала подводить, потом и над человеческим фактором атмосфера потемнела.
Сначала Олег Линде в беду попал. Будучи в патруле он вынужден был применить оружие, стрелял в воздух, чтобы разогнать дерущуюся толпу, за что его долго таскали по разным инстанциям. Наконец, отстали, признав применение оружия правомерным.
Потом мне вместе с командиром группы движения старшим лейтенантом Морозовым судьба устроила внезапную проверку на вшивость.
А случилось вот что. 23 февраля день рождения у командира группы движения старшего лейтенанта Морозова, и он, естественно, пригласил к себе всех нас, кто может прийти. Он вместе с молодой женой снимал комнату на окраине Баку где-то в районе Сабунчинского базара. Мы пришли, отметили это событие и под вечер стали расходиться, так как рано утром на следующий день, кажется в 4 часа утра, был запланирован выход в море на очередные испытания.
Все гости ушли, а я остался. Молодая жена Морозова очень захотела сходить на открытие Кировского парка культуры и отдыха. Место же это пользовалось дурной славой и Василий Андреевич, уходя, попросил меня остаться и обеспечить безопасность молодой четы. Мы сходили, погуляли там, покатались на каруселях. Всё прошло без всяких нежелательных приключений. Мы с Морозовым отвели его супругу домой, а сами отправились в часть, так как рано утром транспорт не ходит.
Поскольку было уже за полночь, и в том районе транспорт уже реже стал ходить, мы отправились пешком кратчайшим путём. Выходим на какую-то улицу и перед нами вырастает милицейский патруль, старший которого нам объясняет ситуацию. Здесь после 24-х ходить нельзя, здесь в своих апартаментах отдыхает товарищ Багиров – главный партийный начальник Азербайджана. Будучи настоящими комсомольцами, мы без возражения развернулись и отправились дольше кружным путём. Попав в незнакомые места, мы проплутали всю ночь, так что решили идти не на плавказарму, а сразу в гавань, чтобы на лодку не опоздать.
Подходим к причалу, а лодки нет. Состояние наше было такое, будто мы внезапно оказались на краю бездонной пропасти. Мы же не могли догадаться, что за время нашего отсутствия лодку по какой то причине перешвартовали к другому причалу. Если бы мы пришли на плавказарму, то всё это узнали бы.
Но случилось то, что случилось. «Всё!» подумали мы, и души двух бестолковых лейтенантов пронзило отчаяние.
Наша лодка ушла в море без нас, что о нас подумает командир и другие офицеры, как мы будем смотреть в глаза своим подчинённым?
Тут я увидел, что у причала на волнах покачивается ялик и в голове у меня сразу созрело решение, которое я и довёл до своего товарища по несчастью. Мы должны на этом ялике немедленно выйти в море. Наша лодка до 12.00 будет стоять на якоре справа за выходом из Бакинской бухты настраивать и выверять радиолокацию и гидроакустику и только потом пойдёт в полигон простреливать торпедные аппараты болванками.
Мы попрыгали в ялик, отвязались, разобрали вёсла и налегли на них, ни минуты не мешкая. Ребята мы были крепкие, в гребле натренированные и вскоре причал остался позади, а через час мы уже вышли на фарватер посреди бухты. Уже полностью рассветало, лёгкий ветерок дул нам в корму, охлаждал наши разгоряченные греблей тела и ускорял движение. Также всё более светало в наших хмельных головах, хмель улетучивался и чувство вины усугублялось. И тут мы услышали доносящийся из глубины бухты характерный грохот лодочного дизеля – родного 37д, даже определили, что работает он на 310 оборотов. И сразу увидели, что нас догоняет лодка. Мы усиленно начали уходить с фарватера и заметили, что лодка поворачивает в нашу сторону.
Расстояние быстро сокращалось. Лодка застопорила ход и скользила к нам по инерции, а из ограждения рубки начали появляться фигуры швартовщиков. И с мостика гремит знакомый немного картавый голос нашего командира. В голосе слышится великий гнев, а в словах полная наша характеристика. Из приличного только команда «суши вёсла!», да наши фамилии, остальные слова такие, что лучше бы их не слышать. Лодка подходит, гасит инерцию моторами и мы видим над нами на палубе швартовую команду во главе с Олегом Линде. В считанные мгновения нас вместе с яликом вытащили на палубу. Ялик закрепили, а мы предстали на мостике перед грозные очи командира.
Много интересного мы услышали в свой адрес. Но этим и обошлось. Всё-таки мы не опоздали в море, не потерялись, хотя и сделали это самым несуразным способом. Когда мы спустились вниз и пока командир, старпом и замполит были на мостике, строитель и незанятые вахтой офицеры собрались во втором отсеке, где Олег Линде уморил всех, рассказывая и изображая в лицах наше с Морозовым приключение. Он то повязывал бёдра полотенцем, как набедренной повязкой, изображал, как Пятница – то есть Морозов – высунув язык гребёт веслом.
То из этого же полотенца делал повязку, закрывающую один глаз, и изображал, как не то Робинзон, не то пират, то есть я, приложив подзорную трубу к оставшемуся глазу, вглядываюсь вдаль и отдаю команды: «Полстакана вправо, полтора стакана влево!», «так наливать!». Наконец механик Осягин сказал: «Олег, хватит, выключай мультипликацию». И все разошлись.
Хоть это происшествие вроде и нельзя поставить мне в вину, так как в нём не было моего умысла, а все мои действия имели целью прибыть на свой корабль, то есть я просто выходил из сложившегося помимо моей воли положения доступными средствами. Однако целых 7 лет я чувствовал себя виноватым перед командиром. В 1960 году, когда я прибыл на классы в Ленинград из Ракушки, будучи старпомом, как говорится, на выданьи в командиры, я неожиданно встретил там своего первого командира Анатолия Федоровича Горбунова. Он был там начальником организационно-строевой части. Сильно постарел. Он сразу узнал меня, затащил в свой кабинет, где мы проговорили больше получаса, вспоминали давние совместные годы. Я напомнил ему только что описанные события и спросил, простил ли он меня за ту историю. Он рассмеялся и сказал, что вовсе не видит никакой моей вины. Ты был просто но славный малый и добросовестный офицер. После того, как я весной 1961 года убыл восвояси на свой ТОФ, я узнал, что Алексей Федорович в тот же год скончался от обширного инфаркта…
Теперь возвращаюсь из будущего и продолжаю прерванное. Когда вернулись мы с прострелки торпедных аппаратов, случилось у нас собрание офицеров, на котором командир, доведя до нас все запланированные указания, вдруг обратился ко мне: «Щербавских, ты собираешься отгуливать отпуск за прошлый год?». Если в течение двух месяцев не отгуляешь, дальше такой возможности не будет. Так, что завтра после подъёма флага чтобы у меня был твой рапорт с просьбой предоставить отпуск! Собрание окончилось, все разошлись, а я сел за рапорт.
И теперь, для ясности изложения дальнейших событий, я должен на время вернуться ещё дальше назад – в училищные времена. Суть вот в чем. Мой друг Коля Милованов по части письменного общения был сущий асс. Он чуть не каждый день писал письма на родину и в другие края своим друзьям по школе и по улице.
И, естественно, так же часто получал ответы. И вот, в начале второго курса он зачитал мне полученное письмо от нашей одноклассницы Маруси Донцовой, которая в то время, когда мы отправлялись в Севастополь, поехала учиться в Ташкент в Текстильный институт. И мне так ясно представилась та девочка, будто так и была в моей памяти, в каком-то дальнем его закоулке. В школе мы с ней практически не общались, я ведь с самого дремучего детства девчонок считал людьми второго сорта и держался от них подальше.
Теперь я вспомнил, что часто встречался с ней нечаянными взглядами и при этом у меня всегда теплело на душе. А в этом письме она спрашивала обо мне и передавала мне привет. После этого я написал ей письмо, она ответила, и между нами завязалась переписка. После второго курса мы встретились с ней в отпуске в нашем родном селе и почувствовали себя так, будто всегда были вместе. И после третьего курса мы встречались. А вот после четвёртого не получилось. И вот я уже офицер, а она все ещё учится на пятом курсе и одновременно работает на текстильном комбинате. Такова уж жизнь была тогда у российских студентов. Это ведь «оккупированные» народы в Советском Союзе в то время бесплатно получали высшее образование, а «оккупанты» русские за свою учёбу в других республиках платили звонкой монетой.
И вот теперь я в своем рапорте командиру написал, что прошу предоставить мне отпуск за 1952 год с выездом в город Ташкент. Командир, прочитав мой рапорт, удивлённо и возмущённо воскликнул: «Какой Ташкент? У тебя же родители в Оренбургской области. Чего это тебе в Ташкент понадобилось?»
Пришлось мне подробно рассказать, что у меня там любимая девушка, и мы должны пожениться. Тут командир ещё пуще разгневался и ну пенять мне, что я, вместо того, чтобы навестить родителей, которые уже наверно глаза все проглядели, меня ожидаючи, ни с того ни с сего собрался к какой-то девушке. Но когда понял, что мы с ней знаем друг друга с детства, и в школе учились вместе, и родители мои тоже её знают и не в коем случае не будут против нашей женитьбы, успокоился и дал мне добро на отпуск.
2. И в Каракумах тоже не скучно.
Сначала пароход доставил меня в г. Красноводск, что на противоположном от Баку берегу Каспийского моря, и я сразу понял, что то место, откуда я вчера отчалил, ещё не Азия. Азия-то вот она. Здесь и ишаки кричат более профессионально и верблюды с длинными как у моделей ногами, величаво посматривая вокруг, не ходят, а шествуют, даже будто плывут. Изо всех сил стараясь не разевать рот от удивления я с утра до вечера осматривал достопримечательности города. Попробовал тёплого солоноватого пива, съел какую-то гадость, купленную с рук, отчего у меня долго ещё песок на зубах хрустел.
А вечером на поезде тронулся дальше на восток к конечной цели. Так что в начале весеннего месяца марта я без всяких приключений добрался до Ташкента и предстал перед своей возлюбленной.
Жил я сначала в комнате общежития вместе с её однокурсниками ребятами, которые приняли меня довольно радушно. А фронтовик Николай Решмет, бывший лётчик, взял даже опеку надо мной. Все свободное от учёбы и работы Маруси время мы бродили по Ташкенту, то в кино, то в театр заглядывали. Потом мы сняли временно комнату. За то время, когда я был предоставлен сам себе, я исходил весь Ташкент, и в особенности было интересно ходить по базарам. Доходился до того, что стала отставать подошва на правом ботинке Смены обуви не было, и я зашёл к сапожнику, работавшему на территории базара, расположенного поблизости от института. Когда я договаривался насчёт ремонта с сапожником, открылась дверь из смежной комнаты и на пороге возник субъект в широких чёрных брюках, заправленных в хромовые сапоги гармошкой в белой рубахе с закатанными рукавами и расстегнутой до пупа. Все его руки и грудь были покрыты татуировкой и лихой чуб свисал на левую сторону головы. И было ему на вид лет около сорока.
Сапожник подобострастно выпрямился и заискивающе промямлил: «Здорово, Чалый, а я и не знал, что ты пришёл». А Чалый, одним жестом заставив его умолкнуть и сесть на табуретку, неспешно и негромко промолвил: «Работай, Васёк, негоже флотскому офицеру босиком ходить. Не вздумай только денег с него взять. Скидывай ботинки, лейтенант, пока Васёк их будет чинить, заходи ко мне в гости». Я снял ботинки, отдал их сапожнику и вслед за Чалым шагнул в проём двери. В той комнате в полумраке был стол и пара табуреток. Хозяин сел и пригласил меня. Я тоже сел и сразу же в задней стене откинулась плотная занавеска и обнаружился выход, через который яркий солнечный свет сразу осветил всю комнату. Через этот выход с базара вошёл пожилой узбек и молча поставил на стол поднос с ароматной самсой, распечатанную бутылку водки и два стакана. Ситуация напоминала какую-то арабскую сказку. Чалый молча наполнил стаканы и заговорил: «Будь как дома, земляк. Ты же оренбургский и я оренбургский. Из Бугуруслана я, знаешь такое место? Я вчера тебя увидел, ты выходил из ворот общежития, оглянулся и сказал своей девушке: «Айда быстрее вон автобус подходит». А так говорят только в наших краях. Мы с тобой выпьем, поговорим, а там и ботинки готовы будут.
Ты меня не опасайся. Я фронтовик, правда воевал в так что повидал немало. Ни я тебе, ни ты мне ничем не обязаны. Мне с тобой просто приятно выпить как с морским офицером. Ты хоть и молодой, но правильный, не воображаешь, как у нас говорят, в ресторанах не ошиваешься, нищим подаёшь, старшим по годам место в трамвае уступаешь. Получится из тебя хороший начальник. Мы с тобой выпьем и разбежимся. Прозвище мое нигде не упоминай, чтобы на лишние вопросы не нарываться».
И выпили по первой. То, что я сижу и пью водку с бывшим штрафником меня нисколько не шокировало. Судьбы людские, как и пути господни неисповедимы, а я к тому времени, несмотря на свое малогодье, уже знал и понимал многие стороны жизни.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
