Важное
Главное в военных СМИ за неделю: новые перестановки на верфях ОСК, первые серийные комплексы С-500, арест замминистра обороны
|
В. П. КостенкоВ бытность мою и. д. председателя Морского технического комитета я приходил в комитет в 9 часов утра, тогда как присутствие начиналось в 11; таким образом я имел два часа, когда мог свободно заняться делами.Как-то в марте 1910 г. сижу себе в кабинете; докладывают: — Вас желает видеть корабельный инженер Маслов. — Просите. Входит Маслов. — Ваше превосходительство, я живу в одних меблированных комнатах с Костенко. Сегодня ночью пришли жандармы, произвели обыск, забрали разные бумаги и его самого и увезли. — Скажите, был при этом капитан 1-го ранга Зилоти? — Нет, не был. — Если Зилоти не был, то был его помощник лейтенант Славинский? — Нет, не был. — Значит, от Главного морского штаба никого не было? — Никого. — Благодарю вас. Между тем существовало высочайшее повеление, чтобы при обыске или аресте морского офицера был непременно или старший адъютант Главного морского штаба (в то время Зилоти) или младший адъютант (Славинский); значит, здесь было явное нарушение этого повеления. Я сейчас же пошел в штаб. Зилоти был на месте. — Сергей Ильич, известно вам, что сегодня ночью арестован корабельный инженер Костенко? — Нет, не известно. — Может быть, вас дома не было? — Где бы я ни был, всегда известен телефон. — Лейтенанту Славинскому тоже ничего не известно. Значит, прямое нарушение высочайшего повеления. Пойдемте к помощнику начальника штаба контрадмиралу князю Вяземскому. — Вашему сиятельству известно, что сегодня ночью арестован корабельный инженер Костенко? — Нет, не известно. — Пойдемте к начальнику штаба вице-адмиралу Николаю Матвеевичу Яковлеву. Яковлева я знал лет с 25, и мы с ним вместе писали руководство к уничтожению девиации.(1) Пошли к нему князь Вяземский, Зилоти и я. — Николай Матвеевич, известно вам, что сегодня ночью арестован после обыска корабельный инженер Костенко? — Нет, не известно. — Пойдемте к морскому министру, ибо товарищ министра этих дел не касается. Пришли к министру вчетвером: Яковлев, князь Вяземский, Зилоти и я. Очевидно, что весь штаб был достаточно накален таким нарушением его права. Министр принял нас немедленно. — Ваше высокопревосходительство, известно ли вам, что сегодня ночью арестован корабельный инженер Костенко, производитель работ Морского технического комитета? — Нет, не известно. — Главному морскому штабу это тоже не известно. Позвольте доложить вам этот указ Петра I: «Поручика Языкова за наказание батогами невиновного и ему не подчиненного писаря корабельной команды лишить чина на четыре месяца, вычесть за три месяца его жалование за сиденье кригсрехта [военного суда] и за один месяц в пользу писаря за бесчестие и увечье его. Поручику же Фламингу, который тот бой видя, за своего подчиненного встать не сумел, вменить сие в глупость и выгнать аки шельма из службы». — Ваше высокопревосходительство, вы имеете случай не уподобляться поручику Фламингу. — Николай Матвеевич, поезжайте немедленно к Столыпину и выясните это дело. Поехал Яковлев к Столыпину, но вернулся ни с чем. Столыпин извинился, сказал, что это случайная неосмотрительность, которая больше не повторится, но что Костенко должен быть предан суду судебной палаты с сословными представителями. Вскоре Воеводский был назначен в Государственный совет, морским министром стал Григорович. Приехал в Петербург отец Костенко, врач Полиевкт Иванович, сговорился с адвокатом Сидамон-Эристовым, который принял на себя защиту его сына. В конце июля был суд. Председательствовал старший председатель судебной палаты сенатор Крашенинников, я был вызван защитою как свидетель. На суде выяснилось, что в день ареста Костенко получил от судившегося вместе с ним Михалевича пакет, содержащий революционное воззвание и брошюры. Михалевич просил Костенко сохранить этот пакет, что Костенко и сделал, не вскрывая пакета. Когда дошла очередь до моего показания, я отметил талантливость Костенко, его тщательное наблюдение за переделкой башен «Рюрика». Тогда Крашенинников меня перебил: — Мы судим Костенко не за то, что он хороший инженер, а за то, что он революционер; что вы по этому поводу можете сказать? Не выражал ли он вам своих революционных взглядов? — Я — генерал, председатель Морского технического комитета; Костенко — младший производитель работ; воинская дисциплина не позволяет ни мне, ни ему вести какие-либо неслужебные беседы. — Значит, вы ничего по делу показать не можете? — Нет, не могу. — Можете быть свободны. Сидамон-Эристов предложил мне несколько вопросов, но к делу не относящихся. Не дожидаясь ни допроса других свидетелей, ни прений сторон, я ушел в полном убеждении, что Костенко будет оправдан, а Михалевич осужден. Вечером я узнал, что Костенко приговорен к шести годам каторги, Михалевич — к нескольким месяцам тюрьмы с зачетом предварительного заключения. На другой же день я написал подробное письмо Григоровичу и просил его спасти Костенко от каторги и дать ему возможность работать для флота. Прошло около месяца. Звонит мне Зилоти: — Пишите письмо Нилову примерно такое, как Григоровичу. Приговор посылается в Ливадию на утверждению царю. Прошло недели две, опять звонок от Зилоти: — Портфель министра юстиции вернулся. Приговора в нем нет, царь оставил у себя: это хорошо; Нилов будет иметь время говорить во время пути. Еще через неделю: Государь вернулся. Приговор у него. Доклад морского министра царю бывал по понедельникам. В воскресенье ко мне явилась жена Костенко и передала мне толстую книгу с описанием по-вреждений, полученных нашими судами в Цусимском бою, составленным Костенко по опросу матросов во время плена в Японии. Я тотчас же поехал к Григоровичу, показал ему эту книгу и сказал, что в ней заключается неоценимый боевой опыт. Григорович мне сказал: — Я завтра же покажу эту книгу государю. В понедельник вечером звонит Зилоти: — Министр вернулся с доклада, показал книгу царю; царь его спросил, знает ли он Костенко. Григорович ответил, что знает. — Действительно ли это такой талантливый офицер, как о нем пишет Крылов, письмо которого мне доложил Нилов? — Действительно. — Нам талантливые люди нужны, — открыл ящик письменного стола, вынул приговор и что-то на нем написал. Что именно — Григоровичу не было видно. Но Зилоти имел, как говорится, «ходы и выходы» и сказал мне, что приговор получен товарищем министра юстиции и на нем написано: «Дарую помилование». Утром во вторник звоню к Зилоти: — Помилование Костенко есть высочайшее повеление, оно должно быть исполнено в 24 часа, а не в четыре дня, как это канителят юристы. Позвоните товарищу министра юстиции и скажите, что Григорович — генерал-адъютант; если в течение 24 часов Костенко не будет освобожден, то он обязан доложить царю, что его повеление не исполнено. Зилоти позвонил кому следует, и во вторник вечером Костенко приехал ко мне благодарить за заступничество.(2) (1) «Опыт изложения способов уничтожения девиации компасов» А. Н. Крылова и Н. М. Яковлева, 85 с. и 9 чертежей, издание литографированное, 1887; то же, изд. 2-е, 1889, 96 с. (2)В настоящее время (1945 г.) В. П. Костенко занимает руководящую должность в Институте проектирования кораблестроительных заводов. Вперед Оглавление Назад
|
.jpg)
