Важное
В мае на воду спустят "Каракурт" и патрульный корабль проекта 22160
Флоту предложили 
|
Глава 6. До асфальта 200 кмКонечно же, от оргии в полном масштабе нам «отмазаться» удалось с трудом. Главное, что сумели загнать машину с прицепом во двор. Далеко не каждый двор в деревне настолько широк, чтобы вместить наш «паровоз». Вместимость плетня-палисадника соразмерны количеству содержимой хозяевами живности. Ко всему в Сибири принято делать над двором навес, как правило из тёса - он дешевле. Корм для скота и птицы обходится трудом и потом, а то и деньгами, коих на селе отродясь недостаток. А коли кормежка живности идет «на воле», то бишь не в стойле, то те же отруби или замес из картошки с брюквой дождь, либо снег портить не должны. Для того и навес. Да и сам двор застилался плотно подогнанным тёсом.У наших хозяев земля была покрыта «деревенским асфальтом». А это почти забытое в наши дни покрытие. В Сибири испокон веков в степных, и малолесных зонах полы в хатах делали мазанными. Земляной пол трамбовали здоровенными чекушами, коими палисадные колья вбивают. Полы делали летом, в вёдрую погоду. Потому как пол, даже в пятистенной хате, мазали единовременно и сохнуть ему надобно не менее трёх дней. Летом спали на лобазах, где завсегда водилась хотя бы малая копёшка сена. Да и мазали не абы как, а по-особому. Замес делали на «каменной» (годной для кирпича) глине с добавлением в неё яиц. Пол, высохнув изрядно, блестел глянцем. И именно так был выделан предоставленный нам двор. Мишка даже не хотел загонять машину: боялся сковырнуть пол. Но Петро, хозяин усадьбы, заверил: «Хучь на тракторе вьезжай - сдюжит!». Он же спроворил нам баньку. Вот уж потешились! А из баньки были вторые сени - в задворье, где снегу тьма. Там мы с Мишаней тешились, валяясь в сугробе, едва вылетев с полков жаркой бани. «Ух-ха! Красотища какая!», - вопили мы от удовольствия. После баньки почти до утра прокалякали с Петром. Он оказался родом из ссыльных. Даже бумагу достал из кованного сундука со списками и большой сталинской символикой. Как уж ему удалось сию бумагу сохранить, а более того - свою голову окаянную - неведомо. Изрядно мы тогда подпили с хозяином. Помнятся лишь фрагменты документа: «С разрешения СНК (Совет Народных комиссаров) СССР 1942 года, Бюро ВКПб постановляют:принять и разместить ссыльных переселенцев в Ханты-Мансийском национальном округе 10 тыс. чел (цифры-таки записал в книжку): Сургутский район - 2200 чел. Ларьякский район - 400 чел. Березовский район - 800 чел. Микояновский район - 2400 чел. Самарский район - 2600 чел. Кондинский район - 1600 чел. Список расселения прилагается. Как нам поведал потомок «спецпереселенцев», по таким спискам следовали в Заполярье тысячами. Натуральных «зэков» слали в штрафбаты, а ссыльных - либо добывать рыбу для фронта, либо строить заводы в глубоком тылу. «Спецпереселенцы» распределялись «по заявкам УНКВД». Держались, как могли семьями, селами, землячествами. На местах «сортировки», похоже, старались как можно больше перетусовать ссыльных для уменьшения общения, а то и открытого неповиновения. Людей набиралось тысячи. А общее количество вряд ли поддавалось учёту. В землях Югры и Хальмера их было не менее сотни тысяч. Документы о «Правилах приёмки...» на имя секретарей ВКПБ приходили, но исполнять их было некому и не на что. Даже сама природа противилась чужакам. Петро подливал себе и нам самогонки, размазывая слёзы по щекам. Боль воспоминаний кривила его лицо. Вроде не принято в Сибири плакать мужикам, но тут, видно, хмель слабил нервы. Ведь было-то всего ему тогда, в 1942 году, восемь годков. Но, когда его рассказ дошел до того момента, когда их настигла на реке Таз буря, то слёзы уже текли безудержно, а речь прерывалась рыданиями. Судя по всему, пароход-буксир тащил на тросе три баржи. Хотя по такой реке и одну-то опасно вести. И навалился ураганный ветер. Трос одномоментно ослаб и спутался. А утлые баржонки, невесть откуда собранные, стали грудиться на буксир и трещать по всем шпангоутам. Стоял невообразимый гвалт: плакали, орали, матерились… Многих сбросило в воду. С парохода орали через рупор, чтобы рубили швартовы. Но паника делала своё чёрное дело. Родители спасали детишек, коих немало попадало за борт. Ящики с грузом и инструментом обрывали крепёж и сметали людей толпами. Одна баржа попала между буксиром и берегом. На берегу был заготовлен лес для сплава и огромные ящики с палубы баржи давили людей о торцы брёвен. Дикие предсмертные крики перекрывали рёв бури. Стихия не миловала ни детей, ни женщин, ни стариков. Хруст костей, брызги крови грохот брёвен и треск ящиков смешались с диким рёвом тонущих и отчаявшихся. - Ну всё, Петро, хватит с нас на сегодня! А то под эдакие страсти нажрёмся несуразно, а нам с утра в дорогу! С тем и улеглись спать в светёлке на полу с остатком гостей, почти вповалку. А известно, что пьяные, как и мёртвые, «сраму не имут». Так что ночь была скорее потешная, нежели пригодная для сна: звуков, всхлипов, возгласов, в том числе матерных было вдосталь. Так что уже спозаранку мы брякали рукомойником у двери. «Удобства» были в хлеву. Это пояснила нам хозяйка, как видно, посетившая таковые в посконной рубахе и босиком. Лихо! В эдакую-то морозяку! Невольно вспомнил себя в детстве, когда познавал деревенский быт. А посему и следует, что у горожан отродясь зубы, как и вообще здоровье квёлые, слабые: морковку с грядки не едят, босиком по снегу отродясь не хаживали. Денег за постой Петро с нас не взял: «Ужо назад заедете, так сахарку на самогон завезёте! Да посидим подоле за столом. С хорошими-то людьми не грех и четверть опорожнить (около 3 литров)!». Так что в половине восьмого, под беззлобный лай хозяйского охотничьего пса Шарика, мы двинулись в путь. Захватили-таки с собой свата Петра до самой Тюмени. Оно и к лучшему: завзятый проводник по здешним местам для нас просто находка. И ехали втроём, в тесноте, но в надёжности. Где напрямки, где в объезд - нам наш попутчик Алексей Семёнович указывал немедля и без промашки. Знал он и все места волчьих «свадеб». В эдаких местах упаси бог останавливаться, либо ехать без оружия на санях. Кстати, из его же «путеводителя» следовало, что отроги оврагов и болот Васюганья, кои мы одолели, были не из безопасных. Даже для бывалых охотников. И до самого города Семёныч (так велел он величать себя для краткости) доподлинно обсказал нам весь деревенский быт. А уж как выскочили на асфальт, что за полторы сотни километров означал уже здешнюю, северную цивилизацию, то Семёныч позабавил нас с Мишей забористыми частушками. Исключительно по указанной причине полностью текст их не приводим. Но развесёлыми они были точно, судите сами: «Эх, жмал я тебя, да на завалинке, замарала ты мене новы выленки…». Завезли деда по адресу и направились в ИТУ, то есть в колонию исправительную, согласно командировочных предписаний. За деталями для моего проекта, конечно. Вперед Содержание Назад
|
.jpg)