Трап…По нему ходят, хотя морская этика гласит: «По
трапу - бегом». Его балясины-ступени вроде как топчут и
нещадно, разве что с перерывом на дальние походы. Тогда он
сиротливо ютится вдоль борта. И внимание сиротинушке
уделяют лишь при команде «Крепить по штормовому». Но
стоит кораблю причалить к пирсу, стенке, а то и бросить
якорь на рейде, как трап становится никак не менее связующей пуповиной между экипажем и вожделённым берегом.
Нет слаще момента, чем сход по трапу на берег. О, трап - ты
становишься вожделением святости!
На любом корабле, а тем более военном, немало почитаемых предметов, мест. Часть из них святы по уставу: флаг ,
гюйс, вымпел. Затем идут предметы рангом ниже: рында,
комингс, штурвал, вахтенный журнал,…Но как - то не вписывается в этот перечень трап. А ведь именно он становится,
ценен уже потому, что он есть!
Во-первых, по нему сходят, отдавая честь флагу все от
матроса до командира и выше, равно, как и поднимаются. По
нему выносят с парохода практически всё непотребное и не
только: угодно: от пищевых отходов до «шила» (спирта), от
проржавевших труб до дембельских чемоданов.
Свой первый шаг на борт, будь то матрос первогодок
или послуживший немало на других кораблях офицер,
делают по трапу. Я уж не говорю, что в увольнение, на сход
только по трапу!
Да ещё и бегом. Обратно, может не так резво, но тоже
принято по трапу идти не прогулочным шагом, а как бы тоже
бегом. Хотя тут уж кому-как.
Хотя даже маститые адмиралы чтут за серость заходить по трапу вразвалку: сие есть явное неуважение к
традициям флота, к военно-морскому флагу, к команде и к
кораблю в целом.
Так вот, как бы не соврать, на нашем «Чумикане» от
ватерлинии до фальшборта метров с пятнадцать будет. А в
базе, на заводе, когда трюмы пусты, то и того более. Это к
тому, что водрузить трап на ют океанского лайнера, почти то
же самое, что на карниз крыши 8-9 этажного дома. Хотя это
почти не замечаешь, сбегая, положим, на сход в катер, либо
на стенку того же Дальзавода.
И вот, однажды, после 8-месячного похода наш «тазик»
сразу ошвартовали для ремонта во Владивостоке. Оговоримся,
что лично мне нелицеприятно ТОГовское (Тихоокеанские
гидрографы) прозвище «тазиками» своих кораблей. Во всяком
случае, Чумикан, по сравнению с малыми кораблями типа
Спасск или Чукотка, тянул не менее чем на хорошее корыто, а
то и ванну. Так вот о трапе…
Уже где-то в Желтом море чувствовался запах материка.
За 8-месячный срок поотвыкли мы от него. Запах туманил
мозги, будоражил воспоминания о береговых утехах… Равно как у матросов, так и у мичманов и офицеров (у
старших офицеров явных признаков приближающегося
«гона» не усматривалось, скорее всего, внешне). Швартовый
бум миновал и палуба опустела: ВСЕ без исключения кинулись готовиться ринуться в город. Даже те, кто умудрился
нахватать замечаний, как собака блох. Первым рванул к
местным сучкам наш корабельный пёс Тобик. Благо, в
назиданиях ни боцмана, ни старпома он не нуждался. Нам
такие привилегии явно не светили.
Прежде всего, следовало подсуетиться насчёт «добро» на
сход. Суетились лавинообразно и по уставу. Матросы - у
старшин, старшины - у офицеров, офицеры…Одним словом,
к вечеру - построение всех алкающих немедленных утех и
получивших на сие «добро» от начальства членов команды.
Строили и назидали всех порознь: матросов, мичманов и
офицеров. Что касаемо «назидания», то оно было практически одинаковое и для всех: «Никаких пьянок и баб! Прибыть
ко времени и «как стёклышко!». Ко всему ещё следовало
«блюсти честь и достоинство». Речь обильно сдабривалась
военно-морским сленгом, за счёт чего она становилась
убедительнее и раза в четыре - пять длиннее. Назидаемые в
нетерпении переминались с ноги на ногу, нервно теребя в
карманах денежные купюры запотевшими пальцами. Кое-кто откровенно возмущался неоправданному по длительности «пиндежу». И…о бедный трап! За минуту-полторы по
нему отгрохали до сотни каблуков - сатисфакция за невостребованность за все минувшие месяцы разом.
Проходная завода заработала в режиме станкового пулемета, пропуская осатаневших чумиканцев. Уже на этом этапе
звания даже для приличия как бы «не замечались». Этот же
принцип был соблюдён при НЕМЕДЛЕННОМ посещении
ресторанов Зеркального и Бригантины, что прямо через
площадь от проходных. Где нашли пристанище матросы,
особо никого не интересовало. Хотя потом… В отличие от
непьющего Тобика, приступившего огуливать особей противоположного пола НЕМЕДЛЕННО, наш брат заострил своё
внимание, прежде всего на возлияниях всего и помногу.
Почти уверен, что до «баб» не добрался практически никто.
«Оттянувшиеся» по ускоренной программе в первом часу
ночи донесли себя и товарищей до родного причала.
Вся чрезмерно подгулявшая «смесь» из офицеров и мичманов с приличным запасцем спиртного «на случай завтрашнего
сида» толпилась вначале у проходной. К вахте команда относилась исключительно любезно как морально, так и материально. А по сему торможения не усматривалось напрочь.
Около часа ночи, контрольного времени прибытия офицеров и мичманов трап с укоризной поскрипывал от волны
прибоя в ожидании и одиночестве. У его вершины «гостеприимно» ждали с берега своих подопечных вахцер (вахтенный офицер по долгу службы), старпом (в порядке соблюдения дисциплины) и замполит (из любопытства и предвкушения обильной воспитательной работы).
Офицерско-мичманская «смесь» сгрудилась почти
рядышком с кораблём, за кирпичной подстанцией. Теперь
предстояло вроде простое дело: следовало выяснить, кто
самый трезвый, дабы уже ему первому рвануть по балясинам к фальшборту кормы или, как мы соразмерили - к
карнизу 9-этажного дома.
Перебрали всех. Причем повторили опрос и осмотр
многократно и с пристрастием. Испрошая испытуемых: «А
ну дыхни! Ой, бля! Закрой глаза, но не падай. А теперь ткни
пальцем в нос! Не-а. Совсем не фурычит!». Едва ли после
третьего раза выяснили, что степень моей трезвости наивысшая. Попытки опровергнуть «мнение большинства», я
обречённо раза два выглянул из-за угла будки. Стоят наши
начальники. Ждут моей крови как на заклании агнца. А
«обчество» ждёт развязки.
Мало того, с начальственного «Олимпа» заметили мою
нерешимость, рассмотрели меня в свете кормового прожектора. А старпом приветливо эдак приободрил: «Ну, что же ты,
иди, иди милок!» Пришлось идти. Поначалу почти по уставу
- бегом. Но уже метров через 5-6 трап из-под меня резко
выдернули. Едва успев выматериться: «Ой, бля…Ну что за
шутки, в бога…», и тут же услышал хохот как сверху (очень
сверху), так и снизу, от посланников.
Оказалось, что трап тут был ни при чём, он не сместился и
на дюйм. Всего лишь нарушилась моя координация. Из-за неё, проклятой, старпом и иже с ним стоявшие как бы сместились, чуть ли не в зенит уже звёздного приморского неба.
И, оценив в пространстве и во времени обстановку, моей
милости, стало доподлинно ясно, что истинного флотского
шика на трапе сегодня не выразить - не мой день…
Однако, добравшись до кормового флагштока, я изобразил отдание чести старпому, доложив более-менее внятно,
что: «Со схода прибыл, за время схода замечаний не имел!...».
На что К2 Бобачев (это был он) тихо и как-то с грустью
послал меня на х…Это следовало понимать, что «приём
окончен, иди спать!».
На следующий день, а это было воскресное утро, в дверь
каюты кто-то постучал… Это был замполит. Особо не рассусоливая, он сообщил, что мой «героизм» старпом оценил.
А это означало, что кроме меня вся «смесь» получила втыки.
С чем они чуть позже и пришли меня поздравить. А заодно и
похмелиться. За поясом у меня всё-таки сохранились три
бутылки ликёра «Сембяк» по 0,75 л. И 70 градусов крепостью.