На север шли служить самые достойные, в количестве 12 человек.
Поэтому для распределения у меня оставались все остальные флота и
флотилии: Балтика, Чёрное море, Каспий и Тихий океан.
Выпуск был не за горами, и весь наш курс дописывал свои дипломные
работы. Золотая медаль манила к себе своим магическим жёлтым
блеском многих наших одарённых хорошими мозгами выпускников.
Потенциальные медалисты, почуяв свой последний час, потеряли покой
и сон и учились военному делу и днём, и ночью.
Дежурному по училищу, обходя по ночам свои владения, приходилось
практически пинками разгонять усердных дипломников из классных
помещений по своим кубрикам и койкам. Завидное усердие в учёбе, но
распорядок дня и ночи тоже нужно выполнять.
Три медалиста в одном классе – это по тогдашним понятиям было
многовато. В параллельном с нами классе на минной кафедре такое
событие вполне могло случиться.
Но вот прошёл какой-то вредный слушок, что на наш весь выпуск 3
факультета запланировано всего 3 золотых медали. И шансы получить
сразу три медали в одном из пяти выпускных классов резко упали.
Кто услышал такую сплетню, и откуда у неё растут ноги, никто толком
не знал, но факт остаётся фактом. Народ, жаждущий медалей, ожил и
зашевелился не на шутку.
Вовка Дубров, Виктор Уваров и Боря Денисков эти самые потенциальные
герои делали вид, что их мало интересуют слухи, ходившие из уст в уста
в это напряжённое преддипломное время.
Вечером к концу самоподготовки все в 355 классе стали собирать
секретную литературу и чертежи в свои чемоданы и тубусы. 'Чемоданная'
секретного отдела работала по расписанию, и задерживать милую женщину,
заведующую нашими рабочими чемоданами, из-за несвоевременной их
сдачи у нас было не принято.
Длинный и тощий Витька Уваров, вмиг покрывшийся нездоровым
румянцем и потом, в сотый раз осматривал свой стол и никак не мог найти
сов. секретное описание взрывателя УНВ-1.
А взрыватель был совсем недавно разработан ОКБ Горьковского
завода им. Петровского и ещё даже не был принят на вооружение ВМФ.
А книжица с его техническим описанием была совершенно новенькой,
ещё сильно отдавала запахом типографии.
Когда Витька выходил на последний перерыв, то положил книжечку
в свой стол, а уже по команде дежурного по классу: 'Сдать секретную
литературу!' - в столе её не обнаружил. И ни по цвету, ни по запаху найти
её в своем столе он не смог.
Поиски всего класса тоже успеха не принесли. Как в воду канула и
следов не оставила.
О пропаже доложили дежурному по факультету, а тот, как положено,
выше и завертелась настоящая круговерть поисковых страстей по всему
училищу.
Входы и выходы училища перекрыли, и включилась система 'ниппель'
– всех впускать, но никого не выпускать.
Трое суток толпы курсантов под чутким руководством офицеров
прочёсывали чердаки и помойки, близлежащие скверы и территорию
вокруг училища. Все подвалы, канализационные люки, котельные и
училищные шхеры были перевёрнуты, даже песок и золу просеяли. Ну,
нет нигде злополучной брошюры, хоть ты тресни.
Чекисты – есть чекисты, и они сразу ухватились за версию нездоровой
конкуренции в борьбе за блеск золотой медали. Раз в училище практически
нет женщин, то остаётся только золото.
Трое суток всё училище и весь его гражданский и военный персонал
жил тревожной жизнью в ожидании конца мучений, связанных с поисковой
эпопеей.
Нервы они ведь не железные и сдают порой в самый неподходящий
момент. Уже когда страсти по поиску стали утихать, а надежды на успех
почти испарились, дежурному по училищу неизвестной личностью был
сделан один короткий немногословный звонок:
- Ищите на дне Невы!
Направление поиска резко изменилось. Раз выпускной курс проживал
на 'Вексе', то, стало быть, вокруг плавказармы нужно и искать.
Срочно были вызваны водолазы, и началось обследование грунта в
районе стенки набережной, у которой стояла 'Векса'. Но и здесь, на глубине
пяти метров кроме громадных гор пустых бутылок, покрытых слоем ила,
на вершинах которых практически покоилось брюхо плавказармы, ничего
ценного обнаружить не удалось.
Начальник факультета настоящий морской волк с хрипловатым
простуженным басом капитан 1 ранга Викторов был совсем недавно
назначен на эту должность с действующего флота, и смекалка у него
оставалась ещё та, флотская.
Он зашёл в каюту, в которой проживал Дубров, и сосредоточенно
внимательно осмотрелся вокруг. Потом зашёл в две соседние и своим
намётанным глазом обнаружил отсутствие крышки-заглушки на пожарной
магистрали в соседней каюте.
На свой вопрос, обращённый к командиру ПКЗ: 'Где эта заглушка?'
Викторов никакого вразумительного ответа не получил.
Тогда он снял такую же заглушку с магистрали, привязал её к книге,
аналогичной по объёму страниц и обложке пропавшей брошюре. Посадил
под борт водолаза и сбросил своё устройство в иллюминатор каюты.
Водолаз торчал в Неве и отслеживал траекторию погружения
сброшенной конструкции в воде. Течением воды её снесло вниз, как раз в
то самое место, где на дне уже заиливалась такая же связанная пара.
Через десять минут из воды, как пробка на тросу, выскочил
ошарашенный долгожданным успехом водолаз. В торжественно поднятой
руке он держал две книги, одна из которых была знаменитая на весь флот
брошюра, вместе с той самой пропавшей красной заглушкой от пожарной
магистрали. Уж очень водолазам надоело копаться в холодной и к тому же
мутной воде на дне Невы, усыпанном мусором и бутылками.
Дуброва сразу взяли под мышки и посадили в нашу училищную
'кунсткамеру' в караульном помещении, а затем отправили на
обследование в психушку.
Вот придурок этот Дубров! Никто и подумать из нас не мог, что он
может совершить такую гадость и низость. Так нагадить Витьке Уварову
только из-за золотой медали, которую ещё никто из них и не получал. Всё
ведь было только в планах на недалёкое будущее.
Больше никто из нас Дуброва не видел. Говорили, что его отчислили из
училища и уволили в запас.
Бедному Витьку вкатили предупреждение о неполном служебном
соответствии, чтобы не открывал рот и не был олухом, но выпустили из
училища в звании младшего лейтенанта и без медали, но с 'красным'
дипломом.
Можно представить, что пережил этот умница-парень, когда в отличие
от всех нас получил всего одну звёздочку на лейтенантском погоне.
Перед защитой дипломного проекта мы сдавали ещё и 5 госэкзаменов.
Какие тут 'госы', когда у меня жизнь решается и свадьба на носу.
Завалил я эти экзамены можно сказать почти с треском и по Боевому
использованию противолодочного оружия, и по Уставам, и даже по
Научному коммунизму. Получил первые тройки в своей курсантской
жизни. И, как назло, все эти тройки высветились в приложении к
диплому.
Вот дуралей-то был. Ведь стоило немного поднапрячься и получить
хотя бы четвёрки по этим предметам, то в этом случае я бы получил
диплом 'с отличием'.
Странно, но меня в то время это мало смущало. Для меня главным
было защитить диплом и сыграть мою предстоящую свадьбу.
Защита моего дипломного проекта у меня состоялась 23 июня.
Настроение было, самое что ни на есть бойцовское, поскольку было что
защищать и отстаивать в своих честно проделанных работах и расчётах.
Диплом мой поистине ведь был рождён в творческих муках и зачатках
инженерной смекалки.
Юрка с Лёхой помогли мне развесить мои красиво исполненные, с
'петухами', схемы и плакаты в классной комнате. И понеслось. На всё
про всё отводилось 20 минут.
Перед внушительной комиссией, состоящей из преподавателей военно-морской академии и училища, научного сотрудника 28 НИИ и даже одного
офицера, прибывшего в комиссию с кораблей Северного флота, свою
пояснительную записку я отбарабанил за 7 минут.
Стоя за кафедрой среди своих творений перед такой представительной
элитой науки я, конечно, был взволнован до предела, поэтому часто
посматривал на своего Успенского, скромно сидевшего рядом с комиссией.
Если он моргал мне глазами, то это значило, что отвечаю нормально,
а если он на некоторое время прикрывал их, то это значило, что где-то
допущен промах.
Вопросов было много, и на все я отвечал чётко и по-деловому. И только
один вопрос мне оказался не по зубам.
- Эти все чертежи вы чертили сами? – неожиданно спросил меня научный
сотрудник из НИИ. - Очень красиво и грамотно всё исполнено. Особенно
надписи на плакатах. Но вот не кажется ли вам, что эти надписи не
соответствую требованиям руководящих документов по конструкторской
документации?
- Чертил всё сам, больше некому. Надписи делал так, как мне казалось,
будет эффектнее выглядеть, а требования ГОСТа на шрифты не
учитывал.
- А вы хоть можете назвать номера ГОСТов, где изложены эти
требования? – выдал мне буквоед убийственный вопрос.
' -Зохен вей, ну какая разница, каким шрифтом подписаны названия
схем и чертежей, - молниеносно пронеслась в голове поразившая меня
наивность вопроса. – А я ведь ещё также подписывал чертежи своим
друзьям! Сейчас и их к стенке припрёт товарищ научный сотрудник'.
- Номеров ГОСТов не помню, но знаю, что такие в Единой системе
конструкторской документации существуют. Виноват, но я ещё своим
некоторым товарищам подписывал чертежи дипломных работ. Вы уж
их, пожалуйста, не обвиняйте, - повинился я перед докучливым членом
комиссии.
Успенский надолго прикрыл свои очи, и я понял, что сморозил
очередную ерунду. Но свои пять баллов я у комиссии отстоял.
Только защитил диплом и уже сразу другое потрясение в жизни
молодого человека. Свадьба!
У нищего курсанта и студентки денег даже на такое важное в жизни
мероприятие, естественно, нет. А ведь хочется, чтобы всё было не хуже,
чем у других. Вот и пришлось потрясти своих родителей. Моя мать
прислала мне 300 рублей. Для них это были большие деньги и поэтому они
сами не могли приехать ко мне на свадьбу. Правда, родители ссылались
на недомогание матери, но я-то понимал, что дело вовсе не в здоровье
матери.
Это мероприятие тоже нужно было не только организовывать, но и
выдержать морально.
Денег на шитьё костюма и прочие причиндалы для вступления в
законный брак не хватало и мы с Томой решили, что и в белой форменке
я буду выглядеть достаточно торжественно для этого случая.
Хотя… Невеста в белом, жених тоже в белом. Все в белом! Вроде
бы так не бывает у обывателей. Жених он, что фраер, должен быть, по крайней мере, во фраке и отличаться по цвету от своей невесты. Но мы
были молоды и счастливы, и нам было глубоко наплевать на всякие мелочи
такого порядка.
Главное, что, наконец-то, закончились целых три месяца испытательного
срока и этого бесконечного ожидания.
Торжественная регистрация брака состоялась 25 июня во Дворце
бракосочетания им. Петра Лаврова. Откровенно говоря, что Лавров это
академик-филолог и знаменитый славист я не знал, в то время мне было
не до него.
Обстановка колоссальной торжественности и убранства в зале
регистрации способствовала необыкновенному волнению пред
совершением такого серьёзного шага в своей жизни. И даже ответ 'Да!'
на вопрос 'Владимир Викторович, согласны ли вы, взять в жёны Тамару
Михайловну Белоусову?' прозвучал неестественно тихо и неуверенно.
Вот уж никак не думал, что в этой ситуации у нас с невестой в
буквальном смысле всё будет трястись внутри и так предательски будут
дрожать коленки. Даже на защите диплома перед комиссией я был гораздо
смелее и увереннее, нежели здесь во Дворце.
А уж после пламенной поздравительной речи заведующей Дворца
бракосочетания, когда она зачитывала поздравительную телеграмму от
моей мамы, то тут и вовсе к горлу подкатил ком и навернулись слёзы.
На мраморной лестнице Дворца им. П.Лаврова 25 июня
Дворец бракосочетания напоминал мне хорошо организованный
конвейер по выпуску новобрачных в жизнь. Через каждые 15 минут,
чётко выдерживая регламент торжеств, под умопомрачающую мелодию
звуков марша Мендельсона на парадную лестницу выставлялась молодая пара в сопровождении торжественной свиты. Этот момент фиксировался
местными юркими фотографами и дальше толпа руководящей рукой
направлялась в буфет.
Здесь, опять же чётко в течение 10 минут, позволялось распить
шампанское под дикие крики 'Горько! Горько!' моих одноклассников с
лужёными глотками и толпу выпроваживали на улицу.
Всё! Свободны! В руках свидетельство о браке и чеши дальше
устраивать свою семейную жизнь.
У выхода стояли свадебные авто с огромными золотыми кольцами на
крыше, а позванивающие на ветру колокольчики зазывали прокатиться
в кратком свадебном автопробеге по главным достопримечательностям
Питера.
Наши свидетели, Лёха со своей уже женой Галкой сидели с нами
в несущейся по набережной Невы свадебной машине. Заезженные
колокольчики, может быть, и звенели над крышей мчавшейся по улицам
города машины, но мы их не слышали.
- Шеф, давай на набережную Лейтенанта Шмидта, к училищу Фрунзе,
- попросил водителя мой друг.