Один час такого недосыпа под палящим солнцем, да со строевым
шагом, да под фальшивящий местами марш духового оркестра, быстро
превращал нарушителя воинской дисциплины в преданного Родине и
командирам военнослужащего. В следующий раз он сначала подумает
семь раз, прежде чем один раз сделать какое-либо нарушение или пакость.
Поэтому рецидивы случались довольно редко, а если уж и случались, то
это матрос такой глупый попадался.
Вторым средством воспитания у матроса любви к флоту и кораблю была
сама палуба. Палуба - это же такая огромная поверхность на корабле, что
и представить обычному человеку трудно. А палуба должна быть всегда
чистой и ухоженной.
Четырежды в день матрос должен с любовью и уважением к ней и
флотским традициям надраивать её огромной шваброй, а медь суконкой
с пастой ГОИ. Ладно бы он это делал самостоятельно и без погоняла. Но
на каждого матроса, наяривавшего шваброй плоское железо, обязательно
находился руководитель. Руководитель, сам недавний салага, теперь
передавал свой богатый опыт молодому сослуживцу.
- А ну шустрей ручонками подёргивай! Ты что дистрофик? Корабль и
палубу нужно любить, как женщину. Или ты ещё женщин не любил!?
Ну, ничего, карась! Зато потом будешь любить баб, так как ты тут палубу
любить научился, - сопровождал этот воспитатель размеренные движения
швабры.
Приближение конца нашего морского похода, казавшимся бесконечным,
накопившаяся за это время усталость и жара июньского солнца здорово
расслабляли. А невыносимая духота нашей монашеской кельи заставляла
нарушать корабельные правила и загорать прямо под окнами ходового
мостика.
После обеда я брал одеяло и, разослав его под газоотбойником на
ракетной площадке второй пусковой установки ЗРК, загорал внаглую под
самыми окнами ходового мостика.
Кто мог подумать, что всего в 5 метрах от окон может затаиться
нарушитель распорядка дня. Этот самый газоотбойник нависал надо
мной и прикрывал собой от зорких глаз вахтенных офицеров и других
должностных лиц, толпящихся на ГКП.
Где ещё и когда представится тебе такая возможность - позагорать прямо
посреди самого настоящего Средиземного моря. Вот ещё бы искупаться в
этих лазурных тёплых водах – это была моя несбыточная мечта, которой
так и не было суждено осуществиться за весь поход.
Кому на корабле хочется отвечать за купающихся посреди моря
балбесов, а вдруг, что случиться. Это 'а вдруг, что-нибудь случится' самая
ходовая идея на нашем флоте для того, чтобы меньше делать и меньше
отвечать.
Разморённый на солнышке, я совсем прибалдел и заснул. Сквозь сон я
слышал нестройную мелодию марша нашего корабельного оркестра где-то далеко на юте. Опять мучают несознательных штрафников строевыми
приёмами вперемежку с мелодиями советских композиторов. На фоне этих
звуков я сообразил, что ко мне кто-то подошёл и остановился рядом.
'- Ну, всё! Кончилась моя лафа, накрыли меня в моей норушке. Сейчас
начнёт качать права какой-нибудь офицер или наш боцманюга. Не ровён
час - отправят на ют к строевикам', - пронеслась в моей сонной головушке
единственная тревожная мысль.
Было странным, что подошедший молчит, а не являет чудеса
корабельного красноречия в мой адрес. Я осторожно приподнял голову и
посмотрел на молчуна.
Рядом со мной в голубом комбезе вертолётчика разоблачался и
устраивался загорать офицер-лётчик.
- Извини! Я нарушил твоё одиночество. Уж очень у тебя выгодная
позиция для загара, - начал он с извинений.
- Да, тут места много. Только двигайтесь ближе ко мне под козырёк
газоотбойника, чтобы с мостика вас не было видно, - скорректировал я
ему место лёжки.
- Слушай, ты, курсант что ли? – спросил он у меня, заметив
главстаршинские погоны на моей не совсем свежей робе, лежащей
рядом.
- Да, курсант из Питера. Мы тут на практике. А вы? Вертолётчик? – в
свою очередь поинтересовался я личностью нового соседа.
- Александр! Командир экипажа, - просто и без всякого выпендрёжа
протянул он мне свою ладонь.
Александр был стройным и довольно молодцеватым мужичком чисто
славянской внешности и подкупал меня своей простотой в обращении и
разговоре. Русые волосы, накаченные мышцы и голубые глаза говорили
мне о том, что он далеко не южных кровей.
- Вот ты молодой пацан, объясни мне, как вы тут в этом железе по три
месяца кувыркаетесь и выдерживаете. Одно небо и вода кругом, так ведь
и рехнуться недолго. Сплошные тревоги! Какая-то суета и беготня, всё
какие-то учения и тренировки, - задал свой интересный вопрос лётчик.
- А когда весь день и ночь заняты, как вы говорите суетой, то некогда
балдеть и думать об этом железе. Устаёшь, хочется спать. Вахты, сон,
снова вахты и сон, так и пролетает время. Главное на флоте, чтобы матросу
некогда было думать о мирской жизни. Когда он постоянно занят делом
и работой ему уже не до шалостей и пакостей всяких, - как заправский
замполит, объяснял я новому собеседнику устройство корабельной
жизни.
- Ну а качка? Это же дурдом какой-то. Даже не знаешь куда от неё
деваться. И днём и ночью качает и качает, - продолжал сетовать он.
- А вы, когда совсем невмоготу становится, старайтесь на свежий воздух
выходить и ближе к миделю корабля держитесь, там качает меньше, -
отвечал я на вопросы.
- Что это за мидель ещё такой?
- Зачем вам голову забивать всякой тарабарщиной. Мидель-шпангоут -
это шпангоут, находящийся на середине длины корабля. Этого достаточно
для нормального человека. Если я вам буду объяснять про центр величины, центр тяжести и метацентр, то получится целая лекция по теории
устройства корабля, - не вдаваясь в подробности, пояснил я.
Я заметил, что Александр внимательно разглядывает мои часы.
Перед самой практикой я купил себе в нашем училищном магазинчике
'Военторга' новые 'Командирские' часы. Красивые такие, в позолоченном
корпусе, со светящимися в темноте стрелками и точками цифр. На день
рождения в марте мать прислала 20 рублей денег, да плюс моя зарплата
вот и купил, стоили они 33 рубля.
- Давай махнёмся часами? – уж совсем неожиданно предложил мне
летун, рассмотрев мой подарок.
- Да я только недавно купил их себе на день рождения, перед самой
практикой, - на полном серьёзе объяснял я, что часы мне и самому
нравятся.
- Понимаешь, я давно хочу купить такие, но в нашем захудалом
гарнизонном магазине почему-то таких никогда не бывает, - повёл свой
накат дальше настойчивый товарищ. – Я ведь тебе тоже не дерьмо в обмен
предлагаю. 'Полёт' в золотом корпусе, прекрасно ходят, и стоят гораздо
дороже твоих, - всё никак не унимался настойчивый знакомый.
- Разве дело в стоимости!
- Да ты ещё себе в Питере купишь, а у меня такой возможности не
будет.
- Лады! Давай махнёмся, - сдался я. - Хоть какая-то память будет о
доблестных вертолётчиках нашего славного 78 оплавп.
Мы обменялись часами и погрузились в полнейшую апатию
разморенных солнцем пляжников.
По мере приближения к проливной зоне на корабле заканчивались
запасы продуктов. Постепенно освобождалась занятая под кладовую
носовая баня и другие помещения.
Оставались последние броски через Эгейское море, проливы и
само Чёрное море. Корабли подошли к греческому острову Китира
для пополнения запасов. Здесь происходила наша последняя за поход
дозаправка.
Капитан Мотылёнок руководил бойцами, которые таскали туши мяса и
мешки с картошкой по крутому трапу, перекинутому с танкера на ют.
Мы стояли на корме и наблюдали за этими работами. Молодой матросик
запнулся на трапе и, закачавшись из стороны в сторону, уронил мешок с
картошкой за борт. Хорошо хоть сам удержался за леера и не грохнулся с
такой высоты вслед за этим мешком.
Мешок плюхнулся об воду и медленно-медленно стал погружаться.
Я почему-то считал, что картошка в солёной морской воде должна
плавать, но мешок вопреки моим понятиям физики всё же погружался на
глубину. Сверху в прозрачной воде он постепенно становился всё меньше
и меньше в размерах, но видно его было хорошо.
Мешок уже стал размером с булавочную головку, но по-прежнему
чётко просматривался на глубине.
- Юр, ты посмотри, мешок уже совсем крохотный, а его всё ещё видно
в воде. Какая чистая здесь вода, - не мог скрыть я своего восхищения
здешней водой.
- Прозрачность воды в Средиземном море составляет 60 метров по
белому диску, забыл что ли, мореман, - как всегда не преминул уколоть
меня Федя.
- Забыл. Просто когда сам это наблюдаешь, то не верится в эти цифирки
из справочников, - невозмутимо ответил я.
На обед в столовой коки приготовили какой-то странный суп. Мясо в
нём издавало неестественно шерстяной запах и имело ярко выраженный
вкус отличный от баранины.
Мы с Геной настолько привыкли друг к другу за этот поход, что даже
питались в столовой из одной миски. Алюминиевая корабельная посуда
была вместительных размеров и нам хватало одного такого тазика на
двоих.
- Гена, что это ещё за мясо такое Мотыль сварганил? – спросил я
Анциферова, который как ни в чём не бывало, уписывал за обе щеки суп
из одной со мной миски.
Я же приостановил свой процесс поглощения экзотических продуктов
и несколько насторожился.
- Нормальный суп, наверно баранина. Ешь Сима. Вот гурман хренов,
вечно ты что-нибудь выдумываешь, - совершенно спокойно отвечал
жующий партнёр.
- А вот и Мотылёнок появился. Сейчас спросим у начальника, чем это
он нас потчует, - сказал Хромев, сидевший рядом с нами.
Патласов всегда заставлял главного корабельного Меркурия
присутствовать в столовой и выслушивать жалобы матросов, если такие
были.
Мотылёнок, расправляя на ходу свои рыжие тараканьи усы, медленно
продвигался между столами в нашу сторону.
- Товарищ капитан! Можно вам вопросик задать? – обратился Вовка к инспектору по борщам.
Обед из верблюжьих потрохов
- Слушаю вас, товарищи курсанты. Что-нибудь не так? – расплылся в
своей милой усатой улыбке Мотылёнок.
- Скажите, пожалуйста, что это за мясо вы приготовили и в первом, и во
втором? – вежливо озадачил Хромеев.
Мотылёнок странно заговорщицки посмотрел по сторонам, не слышит
ли кто ещё кроме него эти странные вопросы, и в свою очередь спросил
полушепотом нас:
- А что вас, собственно говоря, не устраивает? Мясо как мясо. Я сам
только что ел.
- Да уж больно оно какое-то обезьянье послевкусие распространяет, но
никак не баранье, - вставил я свою претензию.
- Тсс... Без паники! – он наклонился к нам поближе и с таинственным
видом продолжал. – Вам я думаю, можно сказать. Но только молчок.
Никому ни слова. Это тут местный шипшандлер нашим снабженцам с
танкера втюхал по дешёвке вместо баранины верблюжатину. Скоро домой
вернёмся, а пока потерпите.
- Вот, бляха муха, я же говорил, что это гамадрилов каких-то нам
подсунули вместо баранины. А вы мне тут - баранина… баранина. Ешь
Сима, ешь. Что я баранину никогда не едал, - начал я возмущённо катить
бочку на Гену, когда Мотылёнок проследовал свой вояж дальше.
- Ну вот, теперь и верблюжатинки отведал, - давился хохотом Хромев.
- Раз уж дело и до верблюдов дошло, то значит скоро домой.
В конце июня мы наконец-то закончили своё трехмесячное плавание и
вернулись в Севастополь.
За этот поход мы прошли более 20 тысяч миль, а это свыше 37 тысяч
километров. Такое расстояние вполне сопоставимо с кругосветным
путешествием, поскольку длина окружности Земли по экватору составляет
40 076 км.
Когда 'Ленинград' встал на якорь на рейде Севастопольской бухты,
вертолётчики зажужжали своими пропеллерами и начали перелетать на
свой аэродром. И надо же такому случиться, что один вертолёт на подлёте
к Каче упал и разбился.
Вот была жалость: весь поход мужики отлетали без аварий и потерь, а
тут уже у себя дома и такая трагедия. А вдруг это был экипаж голубоглазого
Сашки, часы которого были у меня на руке.
Наконец-то мы переселились из своих корабельных шхер в настоящие
4-х местные каюты с кондиционерами и нормальными койками, на
которых нежились и отсыпались, как сурки, целыми сутками. Но пожить
в таком уюте и непривычном комфорте долго нам не дали. Уже через 4
дня нас на рабочем барказе высадили на Минной стенке Южной бухты.
Здесь кормой к причалу стояли красивые и стремительные в своих
обводах 'поющие фрегаты' проекта 61. Их так прозвали за специфическое
свистяще-мелодичное пение корабельных газотурбинных энергетических
установок (ГТЭУ) на ходу.
На длине причальной стенки в 150 метров размещалось сразу 6
почти одинаковых кораблей. Мне было непонятно, как они умудрялись
отдавать якоря на таком небольшом пространстве акватории и при этом не перепутывать свои якорные цепи.
Благодаря сочетанию шаровой краски корпуса с белым бортовым
номером и красно-коричневым отбитым панелям на палубе, сверкающему
на корме гербу, корабли со стороны выглядели, как большие отполированные
модели.
Важное
.jpg)