Уже вечером поезд 'Ленинград – Мурманск' уносил нашу шумную
и бесшабашную толпу курсантов в далёкие северные края
Кольского полуострова. Поезд стучал своими колёсами единственную
фразу 'на север', 'на север', а может это только казалось мне на третьей
полке плацкартного вагона, по самый верх набитого неприхотливым
курсантским людом.
В расписании движения поезда я увидел станцию Кемь, которую мы
должны были проезжать ночью. Вот уж никак не думал, что смогу увидеть
дорогие с детства места своей малой родины.
Сразу нахлынули воспоминания о нашем гарнизоне, самолётах, посёлке
Сокол, детстве, проведённом здесь совсем недавно.
- Лёха! Хорош дрыхнуть! Карелию на полном ходу проезжаем. Я ведь
тут всё своё детство провёл. Всего-то в 14 километрах от этой станции.
Пошли, посмотрим на станцию Кемь, - будил я своего друга, когда поезд
стал подъезжать к станции.
Солнце здесь вставало непривычно рано, и мы выскочили на прохладу
жалкого подобия перрона на станции.
Деревянный обшарпанный вокзал особого впечатления не произвёл,
как и серые невзрачные домишки, сложенные из брёвен. Досочные
мостки вместо асфальта, кучи дров у каждого дома и серость драночных
крыш. После дворцов и исторических зданий Ленинграда всё это дорогое
с детства бытовое устройство северного городка казалось далёким
анахронизмом и первобытным убожеством.
Когда проезжали мост через реку Кемь, то она была запружена брёвнами
сплава, а все берега были завалены штабелями леса, которые грузили на
сухогрузы, и куда-то увозили за кордон. А вдали мелькнул кусочек Белого
моря, на котором я никогда и не бывал.
Вот так молниеносно мимо пронеслось моё детство и могучие
карельские леса, но я хоть краешком глаза всё же увидел свою любимую
и незабываемую мной Карелию.
Из Мурманска мы добрались на морском буксире до скалистого и
мрачного берега Ура губы. Впечатление от пейзажей местных красот
было специфически угнетающее.
Свинцовое мрачное море, возвышающиеся скалы и почти лысые сопки.
Серо-зелёный гранит этого каменного нагромождения, среди которого
носились миллионы вечно голодных чаек с дикими получеловеческими
криками, создавал впечатление пустоты и холодного простора. Гудок
буксира превращался в рев гигантской иерихонской трубы, уносящийся
вдаль далёким эхом каменного переполоха этого безмолвного
пространства.
Плавбаза обеспечения подводных лодок 'Фёдор Видяев'
У причала, к которому ткнулся наш буксир, стояли две какие-то чёрные
подводные лодки и большая посудина, выкрашенная в шаровый цвет.
Это и была плавбаза обеспечения подводных лодок с ничего пока не
говорящим мне названием - 'Фёдор Видяев'. А посёлок, состоящий из
нескольких жилых домов и каких-то барачных построек, находившихся
рядом с причалами, тоже носил созвучное название - Видяево.
Своими высоченными бортами и надстройками, огромной дымовой
трубой и торчащими грузовыми стрелами корабль скорее напоминал
какой-то гражданский пароход, и только стволы трёх 100-мм артустановок
говорили о его военном назначении.
Плавбаза предназначалась для обеспечения жизнедеятельности
подводных лодок, находящихся в морях и океанах и выполняющих задачи
боевой службы. Вот они неприметные пахари морей и океанов, в которых
они проводят 6-8 месяцев и в любую погоду занимаются всеми видами
тылового обеспечения.
Кому продукты доставить или смену экипажа, кому торпеды заменить
или выполнить ремонтные работы силовых установок, кому и топлива
подбросить или заменить аккумуляторные батареи. Да и просто помыть
наших подводников и поменять им элементарное постельное бельё и
оказать неотложную медицинскую помощь.
Мало ли каких непредвиденных обстоятельств может возникнуть в
суровых условиях боевого патрулирования на наших субмаринах. Вот тут
и приходило время работы этой самой плавбазы.
Наша курсантская толпа, прибывшая на корабль, быстро рассосалась
по кубрикам и устроилась на временное жильё без особых проблем.
Места хватило всем, да ещё и осталось. Нас разместили в огромном
кубрике с трехъярусными койками, где поместилась вся наша рота.
Я теперь, как кум королю, забил себе место на верхней койке. Рядом с
моим ложе по подволоку проходила труба паротрассы, которая с вводом в
действие котлов становилась горячей, как утюг. Плюнешь на неё, и плевок
моментально с шипением испарялся. С таким подогревом для меня холод был нипочём.
На плавбазе был оборудован огромный учебный класс, в котором
находились все самые необходимые приборы для ведения штурманской
прокладки на 50 рабочих мест.
Вот тут нам и предстояло почти месяц претворять свои глубокие знания
кораблевождения в практические навыки.
Такой корабль практически застрахован от непредвиденных
штурманских ошибок и просчётов, потому как сразу 50 штурманов ведут
прокладку курса корабля, и 50 человек ежечасно определяют место
нахождения корабля в море.
Если осреднить все эти значения, то всегда получишь место практически
близкое к истинному месту нахождения в морском просторе, а проще
укол циркуля на навигационной карте с соответствующей широтой и
долготой.
Дальний поход вещь серьёзная и личный состав плавбазы готовился к
нему, не покладая рук, да и ног тоже. Матросы, как негры, таскали на себе
мешки, а грузовые стрелы со скрипом поднимали тяжести на борт. Загрузка
корабля происходила и днём и ночью. Топливо, вода и продукты, торпеды,
аккумуляторные батареи, ящики с запчастями и просто металл заготовок
грузились и заполняли отведённые для них цистерны и помещения.
Продуктами заваливали, кроме штатных кладовок и холодильников, все
свободные помещения и тамбуры.
Авральные работы касаются всего экипажа, а мы тоже были не
пассажирами на этом корабле. В самых крайних случаях и нас привлекали
к этим работам - плоское катать, а круглое таскать.
Матросы с удивлением смотрели, как лихо словно заправские грузчики,
курсанты таскали мешки с мукой и сухарями по крутому трапу.
Под утро я проснулся по непонятной мне причине: мне казалось, что
меня кто-то давит своим изучающим взглядом. Бывает же такое.
На моей пока ещё холодной трубе, проходящей над койкой, сидела
огромная серая крыса и сверлила меня своими блестящими чёрными
пуговками глаз. Длинный облезлый хвост противной чешуйчатой
сосулькой свешивался над самым одеялом, и от зрелища этого гипнотизёра
даже мурашки по низу спины забегали.
- Знакомиться пришла? – вырвалась у меня спросонья самая нелепая
фраза, и я двинул ногой по трубе.
Крыса кубарем скатилась с третьего яруса и, шмякнувшись об пол,
забарабанила по железу палубы в свою невидимую нору.
- Началось! Опять эти голодные твари будут шастать по всему кораблю
в любое время суток, - представил я себе стаю этих незваных гостей и
опять провалился в здоровый сон без сновидений.
- Юр, ты представляешь, под утро на трубе сидела огромная крыса и
так смотрела на меня, что я даже проснулся от этого давящего взгляда,
- делился я своим впечатлением утром с Федей.
- Сим, тебе бы где-нибудь в разведке служить. Раз ты от одного только
крысиного взгляда можешь проснуться. Ты ведь сам загружал продукты
на корабль, и знаешь, сколько на нём теперь жратвы находится. А чем
больше продовольствия, тем и крыс бывает больше. Вот они со всего Видяева и собрались с нами в море сходить, чтобы попировать за наш счёт.
Да ты особо не переживай, они, когда сытые, то на людей не бросаются,
- успокаивал меня мой бывалый дружище.
В последний день перед отходом в поход Куликов отпустил нас
побродить по местным сопкам и выпустить пар на дикой природе. Долго
ведь теперь не придётся ходить по твёрдой земле. Погода в конце августа
стояла по местным меркам на удивление тёплая, но, однако же, купаться
в такой холодрыге ни у кого особого желания не возникало.
Мы забрались на местные сопки и ползали по глыбам камней,
поросших какими-то гнутыми деревцами и мхом, изображая из себя
настоящих альпинистов. Из верёвки, прихваченной с корабля, делали
страховки и от избытка сил и прыти спускались в огромные впадины
скал, а потом счастливые выбирались оттуда наверх с видом покорителей
восьмитысячных вершин.
Одурманенные свободой и простором, мы дурачились по полной
программе школы идиотов, орали и носились, словно в свой последний день жизни. Скалы акватории губы Ура дрожали от наших диких рёвов и
выкриков, переходящих в далёкое эхо.
Губа Ура 25 сентября 1969 года
Где ещё увидишь такие счастливые и страшные рожи, как не на этих
фотографиях, чудом сохранивших наше играющее в одном месте детство
и прущее из нас фонтаном энергии перед выходом в море.
А грибов! Грибов было столько, что хоть косой их коси. Сначала по
привычке кинулись их собирать, а потом сообразили, что девать то их
некуда и прекратили это бессмысленное занятие. Я же, однако, сохранил
полный берет самых отборных грибов.
Когда вернулись на корабль, я их, нанизав на ниточку, подвесил
над своей койкой, где проходила труба с перегретым паром. На этой
импровизированной сушилке у меня получился маленький мешочек
северного деликатеса.
Утром 26 августа под фанфары не совсем стройной мелодии марша
'Прощание славянки', исполняемой сборным оркестром Видяевского
гарнизона, и на виду у немногочисленных провожающих нас в дальний
поход жён офицеров мы отвалили от стенки.
Два буксира, пыхтя своими дымовыми трубами, оттащили нас от
причала и, развернув носом на выход, потащили в сторону острова
Медведь.
Командир роты Куликов построил нас по этому торжественному случаю
на палубе и заставил визуально изучать район плавания губы Ура. Чтобы
мы на всю оставшуюся жизнь запомнили эти скалистые горы и острова
Медведь, Зелёный и Шалим, а вдруг, не дай бог, придётся служить и
плавать в этих широтах.
Пройдя мимо острова Зелёный, буксиры отдали чалки, и мы вырвались
на простор серого и скучного безмолвия сплошной воды и небес.
Теперь наша жизнь корабельная потекла по законам судового времени,
расписанного распорядком дня и графиками вахт и корабельных работ.
Корабль словно соскучившись по свободе, рванул на повышенных
скоростях по Баренцеву морю навстречу северу и Норвежскому морю.
Нужно было проверить работу главных двигателей на всех оборотах и
поэтому мы 'носились' на скоростях аж до 18 узлов.
А может быть, мы торопились обогнуть мыс Нордкап, чтобы как можно
быстрее произвести запись в вахтенном журнале об этом событии.
После прохода этого мыса начинают действовать совершенно другие
нормы финансового и продовольственного обеспечения личного состава.
Начинает действовать загранпаёк в виде добавок к нормам обычного
морского пайка даже соков и фруктов. Сверх этого удовольствия всему
личному составу, кроме нас курсантов, начинала капать мизерными
капельками валюта в виде чеков 'Внешторгбанка'. Скорее всего, просто,
но очень по жизни, повышенные обороты двигателей в первый день
похода этим и объясняются.
Мы ещё не успели дойти до мыса Нордкап и до Норвежского моря тоже,
как сразу познакомились с базовой патрульной авиацией ВМС НАТО.
На нас, как на посадку на собственный аэродром, заходил огромный,
словно неуклюжая гигантская летающая корова, самолёт Р-3С типа
'Орион'.
Самолёт базовой патрульной авиации ВМС НАТО 'Орион'
Он проходил так низко над нашей палубой, что можно было чётко
разглядеть лица пилотов в кабине. При этом гул работающих моторов
был на удивление тихим, и море вовсе не тряслось от 4-х работающих
двигателей, нам только казалось, что ещё чуть-чуть, и он заломает нашу
мачту или вообще снесёт надстройку.
- Ну, гады-агрессоры, всполошились! Залетали! Теперь будут нас
сопровождать на всём пути, и разглядывать чем мы тут занимаемся, - как
старый знаток военной разведки сообщил нам Федя.
Мы побросали свои рабочие места штурманской вахты в нашем классе
и вывалили всей толпой на бак посмотреть на настоящего представителя
агрессивного блока НАТО.
В это время артиллерийским расчётам корабля объявили тревогу и они
начали тренировки по настоящей воздушной цели. Орудийные стволы
артустановок плавно отслеживали вражеский самолёт и готовы были в
любой момент открыть огонь.
Но наша толпа перекрывала обзор прицелов носовой башне орудия,
когда самолёт уходил на низкой высоте на горизонт.
- Мужики! Мать вашу… - орали нам комендоры из своей башни. Вы
же мешаете нам работать по врагу. Отойдите в сторону, не закрывайте
обзор!
Страницы 1 - 1 из 5
Начало | Пред. | 1 2345 | След. | Конец | Все