Дед внимательно выслушал меня и, прикрыв капсюль патрона
маленькой досочкой, продолжал колотить уже по деревяшке, пока не
вогнал патрон в нужную позицию в стволе.
Орудийный салют продолжился ещё несколькими выстрелами в
ночную темноту небесных светил, и только на этом ворошиловские
стрелки успокоились и повесили ружьё в исходное положение на
стенку. А над станицей гремел новогодний салют из казачьих ружей и
нестройный собачий лай эхом перекатывался от двора к двору, от выстрела
к выстрелу.
Дальше начиналась песенная программа на украинском языке, и
полились напевные мелодии 'Запрягайте хлопцы коней' и так далее.
Пока не закончился весь репертуар казачьих песен.
Я сидел, слушал эти красивые казачьи песни, но думал-то о своём,
теперь уже больном: интересно, а какие песни слушает сейчас Алка и
вообще, что она делает в эту новогоднюю ночь. Чего это я тут вообще
делаю, она там, а я здесь. Вот жизнь! Вроде бы уже и не детская, но ещё и
не взрослая и делаешь всё не так как хочешь, а как тебе указывают. Когда
же начнётся другая. Самостоятельная.
Как только вечером 1-го числа приехали домой из Родниковской, я
почти сразу полетел на рандеву, уже в новом году. Мы с Алкой побродили
по скверу на улице Розы Люксембург и долго не могли расстаться, так как
впереди была десятидневная разлука. Но я клятвенно обещал писать ей
письма из Кисловодска и просил не скучать. Две недели это ведь не два
года.
А уже 2-го числа вечером мы с нашими пловцами разрезали
поразительно чистую воду на тренировке в прекрасном чистом и очень
уютном 25-ти метровом бассейне города-курорта Кисловодска.
Да!!! В таком бассейне было плавать просто приятно. Стенки и дно
чаши бассейна были выложены белыми кафельными плитками. На дне
была сделана разметка линий середины дорожек. Такая разметка на дне позволяет пловцу на дистанции плыть по середине ширины дорожки и не
вилять из стороны в сторону, что значительно влияет на результат. Яркие
лампы дневного света под потолком создавали иллюзию светлого дня,
хотя за окнами было уже темно.
Мы жили в какой-то позорной зачуханной гостинице какого-то
спортивного общества типа 'Урожай' или 'Труд'. Эта гостиница
располагалась в 20-ти минутах ходьбы от самого бассейна. Поскольку
нас на автобусе никто возить не собирался, то весь день состоял из
одних переходов, то в столовую и бассейн, то снова в свой номер нашего
пристанища. Так как тренировки были утром и в 16 часов, то у нас весь
день до самого вечера был занят под завязку. Практически не оставалось
времени для осмотра местных достопримечательностей города.
Только в воскресение удалось побродить по местному парку и
посмотреть на 'Хрустальную струю', каких-то неимоверно красивых
орлов в камне и источники минеральной воды. Друг мой Гера, как
настоящий экскурсовод, водил нас по парку и прочим окрестностям.
Оказалось, что он тут уже бывал и знаком с местными порядками.
У источников нарзанов и прочих дурнопахнущих настоящим
сероводородом минеральных вод неорганизованными толпами
прогуливались отдыхающие. Со своими странными с длинными носиками
кружками, из которых они посасывали лечебную воду, пытаясь вылечить
все свои болезни. Нам это пока не грозило, но всё было в диковинку и
интересно.
И даже надпись на стене в туалете парка была написана каким-то
культурным больным пиелонефритом красивым каллиграфическим
подчерком в знак благодарности этому заведению: 'Привет тебе
пустынный уголок! Ты спас меня, ведь я усраться мог!'
Ну, где ещё такое увидишь, в Армавире там, на стенах таких заведений
только сплошной мат пишут, а тут – 'русиш культуриш'. Даже из туалета
отдаёт лермонтовской поэзией.
В номере гостиницы мы жили в одной комнатушке, действительно, как
семечки в огурце, в количестве 10 человек. В двух других номерах жили
наши девчонки и тренер.
Можно себе представить, что творилось в нашем номере в моменты
полного сбора всех жильцов, молодых и жизнерадостных спортсменов,
у которых нет никаких забот. Только тренировки, да одна единственная
печаль, как бы поесть побольше, аппетиты у всех были отменные и сны
богатырские. Мы, конечно, дрались подушками, как в пионерском лагере,
но дури хватало для её выхода и по-другому.
Вечером Лопан залез на окно и, высунувшись в форточку, начал
призывать проходящих мимо по улице симпатичных девочек 'помочь
нам несчастным', а Челя (в миру Александр Чулюкин) схватил его сзади
за задницу. Ясно, что человек от такого неожиданного прикосновения
к сокровенной части тела дёрнулся, и коленом выбил большое стекло в
раме.
Грохот и звон выбитого стекла встревожил дежурную по этажу. И как
только этот милый одуванчик увидела выбитое стекло, тут началось целое
светопреставление. Да ещё видимо у бабульки сложилось впечатление, что стекла бьёт такая колоритная личность, как наш огромный
стокилограммовый Витёк Арбитман, пытавшийся уладить это дело и
вовсе напугавший бедную старушку.
Она быстренько куда-то сбегала и привела милиционера. После шума и
гама с участием милиции нас уже было собрались выселять из гостиницы
за хулиганство. Хорошо Михаил Юсупович был у себя в номере и сумел
вовремя погасить пожар, чуть ли не гражданской войны.
Правда, пожар пришлось тушить из собственных карманов вечно и так-то голодных и нищих спортсменов. Тренер, конечно, потом дал чертей
вышибалам стёкол у себя в номере, но мы при сём не присутствовали. А
уж потом и нам за компанию пришлось выслушать всю правду о себе и
наших матерях.
Вот в такой обстановке пришлось по вечерам писать письма в Армавир
не маме, конечно, хотя я и по ней скучал тоже. Всего я как-никак написал
Алке аж 4 письма. И о чем только писал так много, ведь новостей особых
не было, а о любви я ещё писать не мог, рано было ещё.
В конце сборов была официальная квалификационная прикидка, это
что-то типа соревнований между собой, с ведением протоколов и участием
судей местного бассейна.
На этой прикидке я официально выполнил норматив 2-го мужского
разряда и проплыл кролем 100 метров за 1 мин 10,6 сек (норматив 2
разряда 1 мин 13 сек). Ликованию не было предела. Ещё б немного, ещё б
чуть-чуть, всего то 10 секунд и я уже кандидат в Мастера спорта.
Приехал домой и с восторгом рассказывал матери и сестре о своих
впечатлениях, о Кисловодске и своих спортивных достижениях. А сам
всё ел и ел, как только что прибывший с голодного острова, вкусную
материнскую еду, которую она готовила в 1000 раз вкуснее, чем была та,
которой нас кормили в столовых города-курорта.
В школе встретил Алку, а она, как оказалось, была очень довольна
моими письмами, а самое главное, что я сдержал своё обещание.
- У тебя всё так складно получается в письмах. Прочитала и впечатление,
что и я сама там побывала и всё это видела и пережила, - делилась со
мной Алка на перемене в коридоре под пристальные взоры наших
одноклассников.
- Подожди, то ли ещё будет! Может, во мне зажёгся писательский талант
и смотришь, скоро появиться новый, ну может не Пушкин, но Дугинец-то
точно, - пытался я шутить.
Всё было хорошо, но вот только зима вдруг сошла с ума. На улице ни с
того ни с сего разразились сильнейшие морозы, и выпало много снега. А
для меня, да и не только для меня, это была катастрофа – у нас никогда не
было тёплых зимних вещей, как когда-то в Карелии.
- Мама! Мама, что ж мы будем делать? У меня нет зимнего пальто, -
хотелось спросить у матери, но я не спрашивал.
Но ведь действительно, ни шапки, ни зимнего пальто и сапог у меня
в то время не было. Раньше о них никто и не помышлял - не было таких
холодов.
И вот местные аборигены стали наблюдать в 20 градусный мороз моё
дефиле по городу, когда я шел на тренировку и возвращался обратно. В голубом плаще, без головного убора и в чёрных остроносых корочках на
высоком каблуке, которые мне подарил брат, уходя в армию, непременно
со спортивной сумкой на плече, на которой изображена олимпийская
символика, я выруливал с таким видом, словно на улице не -20?С, а всего
лишь +10. Ну, чем не Порфирий Иванов?
- Ну, его на фиг, такие закалки, - услышал я однажды вслед от парней,
шедших мне на встречу и кутающихся в мохеровые шарфы и поднятые
воротники пальто.
Когда я приходил вечером на свидание к Алке, то ей было жалко меня, и
она старалась побыстрее отправить меня домой. На таком морозе сначала
ждал её, когда она выйдет на улицу, а потом, ещё изображая из себя
Геракла, гулял с ней по заснеженным улицам города, да ещё и умудрялся
поиграть с ней в снежки.
Конечно, я мерз, как последняя сторожевая собака в своей будке, но
виду не показывал. Закалка, полученная на занятиях плаванием, давала
свой результат, и я даже ни разу не простудился. Да разве можно подать
вид, что ты замерз, когда Алка своим дыханием согревала мне руки
после очередной попытки поиграть в снежки и, как могла, ругала за моё
легкомыслие в выборе формы одежды для таких прогулок.
Какой там мороз! Лишь бы продлилось это чудное мгновение – тепло
её дыхания и почти прикосновение её губ к твоим рукам, которые, правда,
от холода мало, что чувствовали.
Что я ей мог ответить? Что у меня ничего другого нет и спасибо, что
хоть эти шмотки имеются. Приходилось выдумывать всякую чушь, что я
закаляюсь, но соглашаться идти домой, когда она уж очень настаивала на
этом, видя как я окончательно коченел на морозе.
23-го февраля был праздник День Советской Армии и Военно-морского
Флота. Наши девчонки разорились на подарки и торжественно вручили
нам, всем пацанам галстуки и поздравительные открытки.
Одновременно с поздавлениями было дано указание, чтобы на
торжественном вечере в актовом зале мы были все при этих галстуках.
Вот уж чего терпеть не мог – так это галстуки. Да я их никогда не то что
не носил, а даже не примерял.
Но раз женский коллектив потребовал, то все прибывшие на вечер
одноклассники, как один, были в 'топорах', так я пренебрежительно
обзывал этот предмет мужского гардероба.
Торжественная часть с докладом и выступлениями ветеранов и какого-то солдата срочной службы особых эмоций ни у кого, как обычно, не
вызвали. Конечно, это добавляло немного чувства гордости за наши
доблестные Вооруженные Силы и капельку патриотизма, но… главное
ведь было впереди.
Но вот после торжественной части все стулья в зале расставили к
стенкам и на свободное пространство были выставлены спортивные
снаряды. Начались показательные выступления гимнастов нашей школы
и окрестностей. Вот тут было на что посмотреть!
Стройные и сильные фигуры, накаченные мышцы и великолепное
исполнение всевозможных трюков и упражнений, прямо скажу, добавляли
гордости за свою школу и её воспитанников, но в основном всё же ждали заключительной части – танцев.
Среди выступающих гимнастов был и одноклассник моего брата
Боря Ермаков. Вот тут я посмотрел на настоящего Мастера спорта и был
поражён красотой и лёгкостью исполнения его упражнений.
Боря выступал и на брусьях, и на перекладине и коне, а закончил свой
мастерский показ вольными упражнениями, которые под грохот оваций,
закончились двойным сальто.
Я с гордостью нашёптывал Алке, что это лучший друг моего брата,
только вот Валерка уже давно трубит в армии в ракетных войсках, а Боря
ещё пока на свободе.
Потом начались танцы и мы с Аллой, как обычно, кружились в танго и
вальсе, на который я с риском для жизни окружающих всё-таки соглашался
отважиться.
Всё шло прекрасно, пока к Алке не подошёл какой-то набриалиненный
фраер и не пригласил её на танец. Этот пижон был не из нашей школы, я
его вообще первый раз видел, но оказалось не последний.
К моему величайшему сожалению она пошла танцевать с ним, меня
всего корёжила настоящая ревность. А этот гад что-то шептал моей Алке
на ухо и с довольной физиономией расплывался в улыбке.
Мне казалось, что я вижу своё раненное счастье со стороны. Не я
счастлив, а вот именно вижу его со стороны. Да ещё этот гнус распустил
губёшки и позволяет себе шептать на ухо моей Алке свои сальные
комплименты или какие-нибудь пошлости. Я скрипел зубами, как
раненный в сердце зверь, стоял, подпирая стену, и ждал конца этой
бесконечной пытки.
Когда мы танцевали следующий танец, то Алка как-то странно всё
время с каким-то беспокойством оглядывалась по сторонам, но я особо не
задумывался над этим. Моя тревога за неприкосновенность своей пассии
прошла, и всё встало на свои места. Но подумать о том, что это и была та
самая ревность, я всё-таки успел - был такой грех на душе.
Кончился вечер, и мы вместе пошли домой. Узенькую калитку
школьных ворот Алка прошла первой, а мне дорогу преградила какая-то
толпа пацанов, стоящих у выхода.
Там за калиткой стояло много народу, и я не придал этому никакого
значения, пока на переднем плане этой преграды не вырисовался тот
самый пижон, танцевавший с моей подругой.
Он несколько нетрезво размахнулся в попытке нанести удар в мою
светлую личность, но я успел увернуться.
- Ты, чувак! Ты больше не будешь встречаться с этой девчонкой. Это я
тебе говорю, а иначе…, - и он хлестнул ладонью второй раз и попал туда
куда хотел, прямо в левую щёку.
Озадаченный такой постановкой вопроса я не совсем вовремя
призадумался и пропустил эту пощёчину, но было совсем не больно. Так
только... оскорбление нанёс мне этот негодяй.
В этот самый момент сзади этого ухажёра схватили за руки и заломили
их за спину взрослые ребята. Это были опять же Валеркины бывшие
одноклассники: Валера Иванцов и Боря Ермаков, которые тоже были на
танцах. Иванцов, сверкнув своей золотой фиксой, кивнул мне и сказал:
- Володя, ты быстренько иди домой, а мы тут с этой кодлой разберёмся
сами. Только ни какой самодеятельности. Понял, меня? А то может быть
хуже, он ведь тут не один.
Душила обида, уж очень хотелось сатисфакции, но на углу ждала
Алка, и я со слезами злости на глазах пошёл к ней. Она всё происходящее
прекрасно видела и спросила: