А. КАЧАРАВА,
бывший командир «Сибирякова»,
ныне начальник Грузинского
морского пароходства
Опасность тогда была кругом
и в наступающих льдах,
и в тишине ночи,
и в низко плывущих облаках.
Шел я в порт. Шел не спеша.
И вдруг вижу: вверх по Неве, легко
разрезая ледяную кольчугу, идет...
«Александр Сибиряков». И хотя это
был не мой старый друг «Сибиряков»,
а новое современное судно великолепной архитектуры и куда более высоких
ледовых качеств, сердце забилось так
сильно, что хотелось придержать его
рукой.
Когда впервые я поднялся на «Сибирякова», ему было уже много лет.
А я, в новеньком кителе старшего лейтенанта, только начинал свою военно-морскую службу. Вначале я недоумевал, почему пароход, борта которого
изранены в мужественной борьбе со
льдами и лютыми бурями, назван именем русского золотопромышленника
Александра Сибирякова. А дело в том,
что Сибиряков был не просто золотопромышленником. Не кто иной, как
Александр Михайлович Сибиряков снарядил на свои деньги две экспедиции
шведского полярного исследователя
Норденшельда. А через некоторое время и сам на шхуне «Оскар Диксон»
вышел на единоборство с Арктикой.
В 1880 году Александр Михайлович
попытался продолжить путь через Карское море к устью сибирской реки Енисей. И хотя попытка эта не увенчалась успехом, она вошла в историю
как яркая страница мужества и любви
к Родине.
...1942 год. Совершив рейс из Архангельска на остров Диксон, где находился штаб морских арктических
операций западного района Арктики,
25 августа мы шли к берегам Северной
Земли. Карское море было на редкость
приветливым. Но мы знали — тишина
обманчива. Ведь недаром было получено предупреждение о том, что Карское
море «сидит» в «зоне молчания». Судовая радиостанция находилась только
на приеме и лишь в случае крайней
необходимости могла выйти в эфир.
Несколькими днями раньше вышел
на восток большой караван транспортных судов во главе с ледоколами
«Ленин» и «Красин», и ему нужно было обеспечить безопасное и спокойное
плавание. А опасность бродила совсем
рядом.
— С левого борта вижу корабль,
идущий в нашу сторону.
— Кому бы это быть? — теряюсь
в догадках и тут же даю сообщение
о появлении неизвестного судна.
— С неизвестного корабля,— докладывает сигнальщик,— запрашивают
на русском языке: «Сообщите состояние льдов в проливе Вилькицкого».
И снова:
— Опять сигналят, товарищ командир: «Сообщите, где караван транспортов и ледокол?»
— По всему видно,— говорю старпому,— встреча ничего хорошего не
предвещает.
А через несколько минут уже четко вижу в бинокль, что на неизвестном корабле поднят флаг со зловещей
свастикой.
— Товарищи, это фашист! — объявляю в мегафон.— Будем биться до
последнего. Орудия к бою!
«Адмирал Шеер», а это был он,
быстро шел на сближение. И старый
ледокольный пароход, мощностью всего в 2300 лошадиных сил, делающий
предельно 10 узлов, боевое вооружение которого 76-мм пушки и пулеметы,
стал готовиться к неравному бою с тяжелым крейсером, закованным в стальную толщу брони. Его мощность — 57
тысяч лошадиных сил! Скорость —
28 узлов! Он вооружен так, что один только залп из его орудий главного
калибра мог отправить наш пароход
ко дну. Но выбирать не приходилось:
уйти не позволяла огромная разница
в скорости.
Теперь уже совсем было видно фашистского сигнальщика. С немецкого
крейсера передавали приказ: «Сдаться
без боя и опустить флаг».
В 13 часов 40 минут дальномерщик доложил:
— Дистанция пятьдесят шесть кабельтовых.
Приказываю:
— По фашистскому кораблю —
огонь!
— Есть!
Грянули пушки. Вижу с мостика,
как снаряды плюхнулись в воду у борта крейсера.
Недолет!
Снова залп. Еще и еще... На этот
раз пустеет палуба крейсера.
— Небось не ждали сопротивления!
Еще несколько минут, и «Адмирал
Шеер» стал разворачиваться правым
бортом. Сверкнули короткими вспышками его орудия, над нашими головами
прошумели тяжелые снаряды.
Мы понимаем, что это лишь начало.
Ледокольный пароход
«Сибиряков».
— Держать на форсированном режиме! — передаю в рубку.
Второй залп с фашистского корабля. «Александр Сибиряков» вздрагивает
от страшного удара. Корма резко осаживается вниз. Мы теряем ход. В кормовой части — пожар. Но самое страшное — нашей кормовой артиллерии
больше не существовало.
Снесенная залпом мачта сорвала
антенну, и мы потеряли связь с Диксоном.
Правда, главстаршина Сараев под
непрерывным огнем противника, словно
кошка, вскарабкался по уцелевшей
мачте и натянул антенну. Снова застучал ключом радист Шаршавин. В 13 часов 45 минут он нажал его в последний
раз. При очередном залпе с «Адмирала
Шеера» радиорубки не стало. Шаршавин уцелел буквально чудом. Схватив
вахтенный журнал, он прорвался
сквозь пламя и выскочил наверх.
Запылал пожар на носу парохода.
Этот пострашнее того, что вспыхнул на
корме. Стена бушующего пламени отрезала артиллеристов, которые вели
непрерывный огонь из носовых орудий.
В тот же момент стали рваться бочки
с бензином.
Страшной силы взрыв словно подбросил пароход. Чувствую: этот снаряд
попал в самое сердце корабля — машинное отделение. Пытаюсь связаться
по телефону — безрезультатно. Связь
порвана. Кричу в переговорную трубку:
— В машине!
Сразу же ответили.
— Что там у вас? — кричу, стараясь быть спокойным.
— Заливает... вода хлынула...—
доносится голос Николая Бочурко.
Вот и пришел момент, когда пароход стал неподвижной мишенью. Теперь конец. Это было ясно каждому из
нас.
— Открой, Николай, кингстоны,—
кричу в переговорную трубку.— Всем
выходить наверх!
В эту минуту что-то острое впивается мне в живот, с силой отталкивает
руку...
...Что было дальше, узнал много
времени спустя. Агония корабля продолжалась долго. Увидев, что советский
пароход тонет, фашисты начали расстреливать сибиряковцев шрапнелью.
Комиссар и боцман Павловский старались принять все меры для спасения
людей. Но спасать было не на чем:
все спасательные шлюпки были разбиты.
И вдруг:
— Сюда, товарищи! — раздался голос механика Калянова. Схватив меня
в охапку, он бросился к сильно поврежденной снарядами шлюпке. Она-то
и спасла жизнь шестнадцати сибиряковцев. Был среди них и семнадцатый — кочегар Николай Матвеев. Но
когда отошла шлюпка от тонущего судна и ее нагнал фашистский крейсер
с приказом всем сдаться в плен, Николай вскочил, что-то громко крича, и
тут же был сражен автоматной очередью.
...С того дня, как повстречался я
на Неве с пароходом, возрожденным в
честь того, что ушел под воду, не сдавшись врагу, прошло много лет. Но где
бы я ни был, в какое бы из морей мира
не забросила меня беспокойная морская служба, «Александр Сибиряков»
всегда идет рядом, борт о борт.
А когда советские суда проходят
сейчас мимо острова Белуха, где сражался старый «Александр Сибиряков»,
в честь его они медленно приспускают
флаги и салютуют протяжными гудками.
«Адмирал Шеер» потопил
мужественно и искусно
сопротивлявшийся
большевистский ледокол...».
писал впоследствии
об этом бое
немецкий адмирал Руге.
Он не добавил,
что «Сибиряков» и «Дежнев»
сорвали важнейшую,
тщательно засекреченную
операцию гитлеровцев.