На военном совете, состоявшемся 13 сентября, было принято решение расположить румынскую армию против северного фаса Плевненского укрепленного лагеря, до Гривицких редутов включительно; от этих редутов до Тученицкого оврага должны были расположиться усиленные 9-й и 4-й корпуса. Плевненско-ловченское шоссе поручили наблюдать 9-й кавалерийской дивизии Лошкарева, а для действий на сообщения Османа-паши был выброшен на западный берег реки Вид сводный кавалерийский корпус генерала Крылова (5000 сабель при 30 орудиях).
Реальность воздействия русской конницы на сообщения Османа-паши была сильно ограничена. Уже со 2 октября турки приступили к созданию на софийско-плевненском шоссе ряда укреплений, расположенных в 8—12 км одно от другого и занятых гарнизонами в несколько таборов с артиллерией. На участке от Плевны до Телиша включительно гарнизоны в эти укрепления были выделены армией Османа-паши, а от Телиша до Орхание — корпусом Шефкета-паши. После сооружения укреплений действия русских кавалерийских начальников стали еще более осторожными и русская конница даже не приближалась к шоссе. Осман-паша полностью сохранил свои тыловые коммуникации, беспрепятственно получал по ним подкрепления и все виды снабжения.
Главнокомандующий Дунайской армией и его штаб первоначально объяснили себе совершенно неудовлетворительные действия русской конницы исключительно неудачными личными качествами ее старших командиров. Для устранения этой причины во главе всей конницы Западного отряда был поставлен Гурко. Крылов был снят и заменен Арнольди.
Гурко принял ряд мер по улучшению действий конницы. Однако и Гурко и главнокомандующему стало ясно, что блокада Плевны могла стать полной только при условии окружения ее со всех сторон сплошным кольцом позиций.
Завершение полной блокады Плевны решено было произвести путем захвата одного из укрепленных турецких пунктов на плевненско-софийском шоссе; тем самым достигался перерыв сообщений армии Османа-паши по этому шоссе. Выполнение этой задачи было возложено на Гурко под руководством Тотлебена, назначенного вскоре после его прибытия в Дунайскую армию помощником начальника Западного отряда вместо Зотова.
К 10 октября, когда Гурко вместе с Тотлебеном приступил к составлению плана предстоящих действий, неприятельские силы, как в самой Плевне, так и на плевненско-софийском шоссе, расценивались русским командованием со значительным преувеличением.
Армия Османа-паши в Плевне состояла из 59 таборов, 17 эскадронов и 11 батарей общей численностью свыше 40 000 человек при 66 орудиях. Кроме того, отрядами из состава Плевненского гарнизона были заняты пришоссейные укрепленные пункты: Д. Дубняк — 6 таборами с 4 орудиями (3000 человек), Г. Дубняк — 6 таборами, 5 эскадронами (3600 человек), Телиш — 7 таборами, 7 эскадронами, 15 сотнями башибузуков и 6 орудиями (около 6000 человек). Войсками из состава корпуса Шефкета-паши на плевненско-софийском шоссе были заняты Радомирцы, Блесничево и Яблоница (около 7000 человек при 12 орудиях). Главные силы корпуса Шефкета-паши (9 таборов) располагались в Орхание; кроме того, еще 20 таборов были разбросаны по различным пунктам (София, Златица и др.).
Ми главное русское командование, ни Тотлебен, ни Гурко не имели более или менее верного представления о силах турецких войск и их распределении. При составлении плана завершения блокады Плевны Тотлебен и Гурко считали, что у Османа-паши в Плевне имеется 80 таборов, а на софийско-плевненском шоссе находится 120 таборов.
Исходя из такого почти двойного преувеличения действительных сил противника, и был составлен план предстоявших действий Западного отряда на софийском шоссе. Перерыв сообщений Османа-паши по этому шоссе должен был произойти раньше, чем турки смогли бы осуществить контрудары как со стороны Плевны, так и из Орхание; контрудары эти считались почти неизбежными и притом, по мнению составителей плана, должны были быть весьма сильными. Поэтому в основу предстоявших действий следовало положить, по мнению Гурко, их полную внезапность и скоротечность. Объектом наступления были избраны турецкие укрепления у Горного Дубняка. При этом главным образом исходили из того, что удаление Горного Дубняка от Плевны не даст возможности Осману-паше быстро его поддержать; кроме того, считались и с тем, что взятие Горного Дубняка не слишком удлинит линию обложения. Чтобы турецкое командование не успело узнать о готовящемся наступлении и не подбросило заранее к Горному Дубняку подкреплений из Орхание, наступление решено было начать сразу по подходе гвардии, то есть 24 октября. Для обеспечения атаки Горного Дубняка были предусмотрены, кроме того, заслоны и демонстрации как в сторону Плевны, так и в сторону Орхание. Зотов, например, произвел демонстрацию по ловчинскому шоссе. Вместе с тем была предпринята сильная бомбардировка Плевненских укреплений. Для достижения внезапности решено было не производить пехотной разведки турецких укреплений, чтобы не выдать прибытия новых частей. Само наступление, по замыслу, следовало произвести ускоренно, не теряя времени на долгую подготовку атаки огнем.
Меры непосредственной подготовки наступления были у Гурко весьма немногочисленны и несложны. Для обеспечения сосредоточения гвардии была занята небольшим отрядом Бремзена позиция у Медевана, проложены дороги через р. Вид и, наконец, произведена рекогносцировка. Последняя была осуществлена весьма поверхностно.
Основной идеей диспозиции являлись изоляция укреплений у Горного Дубняка от Плевны и от Орхание и нанесение по ним ударов с юга, востока и севера силами, которые в пять раз превосходили бы неприятельские. С расчетом на это составленная диспозиция на бой 24 октября была разослана в войска вечером 23 октября.
По диспозиции укрепления Горного Дубняка должны были быть атакованы со стороны Плевны гвардейской стрелковой бригадой (4 батальона, 16 орудий, 3 сотни), со стороны Чириково 1-й бригадой 2-й гвардейской пехотной дивизии (7 батальонов, 16 орудий) и со стороны Телиша 2-й бригадой той же дивизии с 22 орудиями.
Укрепления Телиша решили атаковать усиленным гвардейским Егерским полком полковника Челищева (4 батальона, 8 полевых орудий) при поддержке восьми эскадронов, одной сотни казаков и двух конных орудий. Восьми другим частям пехоты и конницы по диспозиции были поставлены задачи по разного рода обеспечению атаки Горного Дубняка и Телиша.
Схема 27. Расположение Западного отряда к 24 октября 1877 г. и завершение
блокады Плевны.
Восьми другим частям пехоты и конницы по диспозиции были поставлены задачи по разного рода обеспечению атаки Горного Дубняка и Телиша. При этом получилось, что из общего числа 48 батальонов и 170 орудий, предназначенных для действий против Горного Дубняка и Телиша, само наступление должны были вести 19 батальонов и 64 орудия, а 29 остальных батальонов (60%), 106 остальных орудий (60%) и 10 500 кавалеристов должны были лишь обеспечивать это наступление. Такое распределение сил как нельзя лучше говорило о боязни сильного турецкого контрудара, которая возникла у командования Западного отряда и у Гурко под влиянием преувеличения численности противника.
Трудности решения предстоявшей задачи усугублялись при этом еще двумя обстоятельствами. Во-первых, гвардия, которая только и намечалась для атаки Горного Дубняка, готовилась в основном для парадов, практически же для боя была подготовлена весьма слабо. Во-вторых, сам Гурко, инструктируя войска перед боем, рекомендовал беречь патроны и в ответ на огонь противника лишь ускорять движение и быстрее сходиться на штыки с криком «ура», которого турки якобы не выносят(1).
Позиция турецких войск у Горного Дубняка была расположена юго-западнее села и севернее шоссе. На холме, командовавшем местностью к северу и западу, был сооружен так называемый Большой редут, выходивший главными своими фасами на северо-восток и на юго-восток, а горжей — на запад; в редуте было четыре орудия. Южнее шоссе, в 130 м от Большого редута, был расположен Малый редут; открытая горжа его была обращена к Большому редуту, так что из последнего хорошо простреливался весь Малый редут. Вокруг редутов были расположены ложементы, а севернее Большого редута имелся небольшой люнет. Со всех сторон, кроме восточной, к редутам подходил дубовый лесок, вырубленный турецкими войсками на расстоянии 300—1000 шагов от редутов. От холма, на котором были расположены редуты, местность полого понижалась к востоку и северо-востоку, а к западу и северо-западу круто обрывалась в долины ручьев.
Бой под Горным Дубняком начался в 9.00 24 октября и до 12.00 протекал в разрозненных и неуспешных атаках всех трех колонн. Разрозненность атак объяснялась тем, что не удалось достичь единства действий, которое по диспозиции должно было быть осуществлено в результате согласованного выхода колонн в исходное положение.
Средняя колонна во главе с командиром 1-й бригады 2-й гвардейской дивизии генерал-майором Зедделером прибыла в исходное положение раньше всех. В 2000 м от Малого редута турецкая артиллерия около 8.30 обстреляла колонну. В 9.20 Зедделер был извещен, что левая колонна опаздывает; он хотел приостановить наступление для атаки совместно с левой колонной, но это ему не удалось. Гренадерский полк был в это время уже в 800—900 шагах от турецких ложементов, Московский — в 1000 шагах; цепи обоих полков вели по укреплениям ружейный огонь, а русская артиллерия обстреливала укрепления с 1200—1700 м.
Схема 28. Бой под Горным Дубняком 24 октября 1877 г.
Так как огонь одних цепей был слаб, действия артиллерии не успели еще сказаться, а гренадеры и московцы при наступлении не окапывались, то потери от турецкого ружейного огня были уже значительны. С целью сокращения потерь командир гренадеров бросил полк в атаку; гренадеры захватили Малый редут и ринулись на Большой, но от последнего были отбиты и к 11.00 залегли в Малом редуте и вдоль шоссе. Для поддержки гренадеров был брошен в атаку Московский полк, но он под турецким огнем не дошел до Большого редута и залег в пришоссейных канавах. Зедделер был ранен, потери полков были весьма велики.
Наиболее целесообразно велось наступление передовым 4-м батальоном гвардейского гренадерского полка. Цепь этого батальона состояла из 1,5 рот. С 1200—1500 шагов начались перебежки, причем не всей цепью сразу, а участками. Расстояние до шоссе и Малого редута — 900 шагов — батальон преодолевал бегом с криком «ура», лишь немного задерживаясь во встречавшихся мертвых пространствах. При этом «получалась следующая картина. Все волнообразное пространство между дубняком (дубовый лес. — Н. Б.) и шоссе было сплошь усеяно одиночными фигурками солдат 4-го батальона, частью бежавших, частью шедших шагом. Кое-где были видны и лежавшие люди»(2). Движение перебежками, наличие мертвых пространств, нахождение в цепи половины батальона — все это даже при отсутствии огневой подготовки несколько снизило потери 4-го батальона в сравнении с 2-м и 3-м батальонами полка. «Во 2-м батальоне уставной порядок того времени был вполне соблюден: резервные полуроты подошли развернутым фронтом к самой цепи и вместе с нею с барабанным боем вышли из дубняка; за ними следовали, в таком же близком расстоянии, 7-я и 8-я роты во взводных колоннах, 3-й батальон двигался вперед во взводных колоннах на малых интервалах и дистанциях, но, насколько известно, не имея цепи впереди. Турки немедленно с выходом батальонов усилили огонь до последней возможности. Роты стали нести большие потери и, постепенно ускоряя шаг, расстраивались и в конце концов бросились вперед бегом»(3).
Правая колонна под начальством командира гвардейской стрелковой бригады генерал-майора Эллиса почти с самого начала наступления взяла чрезмерно вправо и попала под артиллерийский огонь турок из укреплений у Дольного Дубняка. Исправив ошибку, гвардейские стрелки двинулись в наступление на Большой редут. Стрелковые батальоны наступали в ротных колоннах, имея впереди только одну роту в цепи. Ружейный огонь был открыт лучшими стрелками с 1200 м, а всей цепью — с 800 м, но он был все же слаб. Артиллерия, последовательно меняя позиции, вела огонь по ложементам и Большому редуту с 1500, 1200 и 800 м, но ее было мало. В результате ни ружейным огнем, ни артиллерией подавить турецкую пехоту не удалось. Гвардейские стрелки залегли в покинутых турками ложементах и в еще ранее взятом финляндцами люнете, но к Большому редуту приблизиться не смогли.
Левая колонна под начальством командира 2-й бригады 2-й гвардейской дивизии генерал-майора Розенбаха задержалась и поэтому развернулась позже других колонн. В 9.30 батареи левой колонны с 1500 м открыли огонь. Павловский полк был двинут на поддержку гренадер, но залег у Малого редута и вдоль шоссе, не будучи в состоянии продвинуться к Большому редуту из-за сильного ружейного огня. Финляндцы заняли люнет, но дальше тоже не могли продвинуться. Войска правой и левой колонн наступали так же, как 2-й и 3-й батальоны гвардейского гренадерского полка. Несмотря на наличие скрытых подступов, гвардейская пехота наступала по открытым пространствам, так как только там ее и можно было развернуть в уставной строй поротно.
В итоге пехота трех колонн с трех сторон окружила большой редут, но выдохлась и залегла в 100—800 шагах от него.
Срыв первой атаки заставил Гурко решиться на ее повторение. Он задумал усилить артиллерийский огонь, подкрепить все колонны свежими резервами, а затем по единому сигналу поднять части в общую атаку.
Так начался второй период боя, длившийся с 12.00 до 17.00. Сигналом для одновременной атаки Гурко назначил девять залпов артиллерии; первые три залпа должна была дать около 15.00 артиллерия левой колонны, этот сигнал принимала артиллерия средней колонны и давала вторые три залпа, наконец, последние три залпа давала артиллерия правой колонны; после последнего залпа все три колонны должны были сразу броситься в атаку. Сигнал из-за своей сложности был перепутан, а местами и вовсе не принят. Батальоны Измайловского полка, взятые Гурко из общего резерва и распределенные им по колоннам, еще во время сближения понесли значительные потери. Измайловцы наступали так: «Головные роты шли в развернутом фронте, офицеры на своих местах, люди с серьезными лицами отбивали такт. Правой, правой, правой! Промежутки, образовавшиеся от убитых и раненых, немедленно смыкались, и измайловцы безостановочно продолжали свое стройное движение на расстоянии около 650 шагов от неприятеля. Стреляли, собственно говоря, только одиночные люди и то, когда представлялась хорошая цель»(4). Такой порядок наступления и путаница с сигналами и на этот раз привели к огромным потерям и срыву атаки.
Вслед за этим начался третий период боя, длившийся до 18.00. В начале этого периода пехота находилась в 100—400 шагах от Большого редута, окапывалась и вела перестрелку с турками. Самоокапывание в наступлении по всем правилам производилось главным образом саперами, которые были брошены на поддержку гвардейских гренадер. Вот как это происходило: 2-я рота гвардейского саперного батальона «...в рассыпном строе, бегом, ринулась вперед к черной массе лейб-гренадер, лежавших в Малом редуте. Но там уже не было места. Саперы могли расположиться лишь по наружным окраинам мертвого пространства, образуемого бруствером, и, даже лежа, продолжали подвергаться огню с фронта и флангов. Командир приказал окапываться лежа. Примеру сапёров последовали и пехотинцы. Окапывались чем попало: котелками, тесаками и даже руками... Одним своим примером саперы оказали большую услугу прочим войскам...»(5). Впрочем, имеются данные(6), что самоокапывание при помощи шанцевого инструмента — больших лопат и топоров — применяли также и гвардейские стрелки. Артиллерия с 17.00 совершенно прекратила огонь из боязни в сумерках поражать свои войска.
Повторение атаки казалось Гурко делом совершенно безнадежным. Он решил дождаться сумерек и отойти. Но русские солдаты и младшие строевые офицеры не признавали еще себя побежденными; этому в значительной мере способствовала создавшаяся после 17.00 обстановка. Полки, батальоны, роты перемешались. Все условия для соблюдения плацпарадной выучки, приведшей в предыдущих атаках лишь к неудачам и потерям, исчезли. Почин действий перешел к младшим начальникам и рядовым — и это спасло атаку.
Четвертый батальон гвардейского гренадерского полка, сравнительно менее других понесший потери в первый период боя, бросился в атаку на Большой редут. Потери, понесенные им во время этого броска (300—400 шагов), не дали ему возможности штурмовать укрепление, но батальон все же мог занять ров Большого редута и очутиться там в мертвом пространстве. За ним последовали другие батальоны. Солдаты начали по своей инициативе приближаться к редуту одиночками или мелкими группами; высмотрев впереди укрытие, они где перебежкой, где ползком добрались до, него и высматривали оттуда новое укрытие.
Полезно привести здесь цитату из описания этого боя одним из современников. Весьма красочно и правдиво в этой цитате показывается, как именно армейские низы создают в сложной обстановке оригинальную и целесообразную тактику.
«Ни у офицеров, ни у солдат не умалялась твердая решимость овладеть «словно заколдованным» Большим редутом. И вот без всякой команды, перекрестившись, вдруг вскакивают вместе три — четыре молодца; с одного прыжка на валу, другим прыжком они уже впереди его, и взапуски бегут они к шоссе, с размаху бросаются навзничь в первую канаву и тут же начинают стрелять... Вот вскакивает еще кучка и быстро перебегает к передовым молодцам... поднимаются уже две, затем три кучки... на самом шоссе тоже начинается движение; из ближайшей его канавы люди перебегают в более отдаленную. «Солдатская тактика» торжествует: в канавах уже становится тесно. Лежа в них, люди разглядели впереди какой-то домик с белой крышей. Расстояние до него невелико: не будет и 40 шагов. Перебежать можно с одного размаха. Рассчитали — порешили. Вот перебежала к домику одна кучка, за ней другая, там третья. Вскоре за домиком зачернела масса гвардейцев. А Большой редут все «дышит огнем»... не дремлют и наши. Без отдыха на огонь отвечают они огнем... эти последовательные перебежки вперед в продолжение слишком четырех часов и под ливнем свинца, без сомнения, составляют самую своеобразную и самую блестящую черту штурма Большого редута... Вскоре за тем, с той же солдатской инициативой, начал понемногу совершаться новый подвиг. За домиком, за шалашами и за кучами хвороста столпились и лейб-гренадеры, и саперы, и павловцы, и несколько финляндцев... Для всех этих людей уже не было места за прикрытиями... И вот одиночные смельчаки бегом пустились к редуту и соскочили в ров левого фаса; заметив, что за отсутствием флангового огня во рву совершенно безопасно от пуль, эти «передовые» позвали товарищей, и вскоре собралась во рву толпа офицеров и солдат всех полков средней и левой колонны, и все эти люди, запыхавшись, молча, но с лихорадочной поспешностью, почти с ожесточением, принялись штыками, тесаками, котелками и руками царапать, ковырять и рыть землю эскарпа рва, чтобы устроить в ней ступени для облегчения штурма. Между тем товарищи, оставшиеся вне рва, за домиком, за шатрами, за шоссе и за взятыми у врага окопами, метким огнем своим не позволяли туркам взбираться на бруствер, чтобы стрелять в русских, находившихся во рву»(7).
Вот как рисуется правдивая картина совершенствования новой тактики — тактики цепей — в основных ее элементах.
К 18.00 в мертвом пространстве рва Большого редута собралось значительное число солдат и унтер-офицеров разных полков; офицеров было мало. Особенно много гвардейцев собралось во рву перед северо-западным и юго-восточным фасом редута, и вскоре тут раздался крик «ура». Крик этот был подхвачен всей пехотой, собравшейся во рву и залегшей не доходя до него, и вся эта масса в едином порыве со всех сторон сразу бросилась на редут и ворвалась в него. Началась рукопашная схватка, в которой русский солдат никогда не имел себе равных. Много подвигов исключительной отваги и взаимной выручки совершили гвардейцы в этой рукопашной схватке.
Рукопашная схватка прекратилась некоторое время спустя после того, как комендант всей укрепленной позиции у Горного Дубняка Ахмет-Хивзи-паша выкинул белый флаг. В плен сдалось около 2300 человек (кроме раненых), в том числе один паша и 53 офицера; убито и ранено было 1500 турецких солдат и офицеров. В качестве трофеев русским досталось одно знамя, четыре крупповских пушки, много ружей и снарядов, несколько сот тысяч ружейных патронов; турки сдавались с такой охотой, что «со слезами радости обнимали своих победителей»(8).
Потери русских войск были очень велики — они доходили до 3600 человек, то есть равнялись численности всех турецких войск под Горным Дубняком. Наибольшие потери понесла пехота; конница и артиллерия потеряли лишь 81 человека. Из пехоты больше всего потерь понесли гвардейцы-гренадеры (1017 человек).
Что было причиной несоразмерно больших потерь русских войск и неудачи двух первых русских атак?
В первую очередь слабость подготовки огнем. Из-за чрезмерной осторожности Гурко выделил для участия в атаке укреплений у Горного Дубняка менее трети всей находившейся в его распоряжении артиллерии, 2/з артиллерии бездействовало, находясь в многочисленных отрядах обеспечения. Но и эта слабая артиллерия не успела оказать воздействие на турецкие войска, так как артиллерийская подготовка почти отсутствовала: Гурко спешил с захватом турецких укреплений до подхода к ним на помощь частей из Плевны и Орхание. К тому же действия артиллерии не были даже объединены назначением общего артиллерийского начальника, а из-за отсутствия предварительной рекогносцировки артиллеристы не ознакомились со своими целями, с позициями для их обстреливания. Поэтому явной ложью звучали слова Гурко в его реляции о бое о том, что уже около 9.30 «концентрическая стрельба 54 орудий наносила неприятелю страшный урон» (9). Стрельба эта не могла нанести противнику страшного урона, помимо всего сказанного, еще и потому, что за весь бой 24 октября русская артиллерия израсходовала под Горным Дубняком всего 2000 снарядов, а к 9.30 могла израсходовать в лучшем случае четверть этого количества; к тому же эти 500 снарядов были выпущены по разным целям, так что на каждую из них приходилось лишь по нескольку десятков снарядов, из которых далеко не все попали в цель. В этих условиях ни о какой «концентрической стрельбе» и «страшном уроне» говорить не приходилось. Недостатки действий артиллерии не были в достаточной степени возмещены и ружейным огнем пехоты.
Второй причиной больших потерь и неудач первых русских атак была их разновременность. Турецкая пехота, не подавленная русским ружейным и артиллерийским огнем, в результате разновременности русских атак получила возможность поочередно сосредоточивать свой огонь против каждой из атаковавших колонн, наносить ей большие потери и срывать атаки.
Наконец, третьей причиной явился нелепый способ движения в наступлении, его «стройность», вышагивание «в ногу», сомкнутые построения основной массы, наступавшей так, словно дело происходило во времена, когда еще не было нарезного оружия.
Успеху третьей атаки способствовало то, что перед атакой русская пехота не двигалась без огня в сомкнутых построениях, а лежала за укрытиями и оттуда вела деятельную перестрелку с защитниками Большого редута. История сохранила имя унтер-офицера Измайловского полка Морозова, который метко поражал каждую феску, высунувшуюся из-за вала, — и таких Морозовых было немало. Так как в меткости огня русская пехота значительно превосходила турок, то легко понять, что турецкая пехота была подавлена и не могла уже вести огонь безнаказанно. Под прикрытием этого меткого огня отдельные люди и кучки русских солдат мелкими перебежками и ползком от укрытия к укрытию скапливались во рву Большого редута, потери при этом были ничтожны. И, наконец, одновременность атаки не дала туркам возможности последовательно отражать атаковавших. Таким образом, отказ от рутины, происшедший по инициативе солдат и низших начальников, привел к применению единственно правильного в создавшихся условиях способа наступления. Это было немалой заслугой солдат и низших начальников. Под Горным Дубняком рождалась новая тактика пехоты в наступлении.
Так, в практике второго этапа войны было осуществлено важное звено тактики цепей — наступление под ближним действительным огнем противника. Перед третьей атакой Горного Дубняка часть гвардейской пехоты метким огнем поддерживала другую свою часть, которая в это время поодиночке и мелкими группами то небольшими перебежками, то ползком от укрытия к укрытию накапливалась на исходной для атаки позиции.
В бою под Горным Дубняком как бы получила свое завершение выработка русскими войсками тактики цепей, начало боевой отработке которой было в эту войну положено в Дунайской армии еще первым боем рязанцев и ряжцев на Буджакском полуострове. С тех пор то там, то здесь в разных войсковых частях все чаще обращались к тактике цепей как к одному из самых верных средств умелого преодоления турецкой обороны ценой малой крови. Ни в одной из армий мира того времени ничего подобного по своей завершенности в тактике наступления не было; они довольствовались еще первыми смутными выводами о преимуществах тактики цепей по опыту американской гражданской и франко-прусской войны 1870— 1871 гг. Русская же армия приобрела этот опыт раньше, в больших масштабах и с большей ясностью во время Крымской войны; стоит вспомнить хотя бы теоретическое обобщение этого опыта в талантливых трудах Астафьева.
Почему именно в русской армии впервые была выработана тактика цепей?
Здесь прежде всего сыграл роль высокий моральный дух русской армии. Тактика цепей начала вырабатываться пехотой под
Севастополем, где русские войска героически отстаивали свою родину от чужеземных посягательств. Свое завершение тактика цепей получила в войне 1877—1878 гг., которая в сознании русской армии была войной за освобождение Болгарии от чужеземного турецкого ига. Моральный подъем, предопределенный этими обстоятельствами, обеспечил и должную настойчивость в поисках и выработке новых приемов боя, необходимых для достижения близких русской армии целей. Севастополь надо было отстоять, Горный Дубняк надо было взять.
Каковы были условия, потребовавшие создания новой тактики наступления?
Это прежде всего сильные стороны турецкой обороны, о которых уже говорилось раньше: массовый ружейный огонь из полевых укреплений начиная с дальних дистанций. Такой обороны, со столь полно и ярко выраженными новыми особенностями, не преодолевала до 1877 года ни одна армия мира. Эти особенности и определили наиболее полный и завершенный характер выработки в русских войсках тактики цепей.
Но под Горным Дубняком сыграли роль и другие частные обстоятельства. Гвардейские солдаты были в своей массе значительно более грамотны и развиты, чем армейские. Среди гвардейских пехотных офицеров, наряду с реакционными и консервативными зубрами высшего и старшего командования, было, как уже упоминалось, немало мелкодворянской молодежи с передовыми по тому времени взглядами на военное дело; такие офицеры видели негодность и отсталость господствовавшей в гвардии подготовки войск, понимали вред муштры. Вся гвардия была вооружена «берданкой» и верила в нее, конечно, больше, чем армейская пехота в свою «кринку».
Завершение выработки тактики цепей в бою под Горным Дубняком не означало еще признания новой тактики русским высшим командованием и официального внедрения ее в русской армии. Ни Гурко, ни тем более Николай Николаевич не только не были способны подхватить то новое, что дало для тактики наступление на Горный Дубняк, но даже не могли осознать и оценить его. То же можно сказать и о верховном командовании.
Хуже сложилось дело при наступлении на Телиш. Там наступал отряд полковника Челищева. Наступление было организовано плохо и окончилось полной неудачей. Потери егерей превышали 900 человек; это составляло почти половину полка. Половину потерь составляли убитые.
Значительные потери русских войск под Горным Дубняком, под Телишем и под Плевной еще раз подтвердили слова записки Милютина, где он писал, что нельзя рассчитывать добиваться победы одним самоотвержением, храбростью и кровью русского солдата.
Стараясь выгородиться и оправдаться, Гурко в своей реляции о бое 24 октября писал: «При таком духе войск и при силе взятых штурмом укреплений потери не могли не быть велики»(10). Но Гурко недоучел того, что на сей раз дело шло не об армейских частях, не о «каких-то там» армейских офицерах и армейских солдатах, а о гвардии, о ее первом бое. В числе убитых и раненых были отпрыски родовитейшей остзейской знати (Зедделер, Розенбах, Притвиц, Мевес, Ольдерогге, Рамзай, Гриппенберг и др.), а гвардия в целом рассматривалась как ближайший оплот русского царизма. Действия Гурко встретили неодобрение в обеих главных квартирах — императорской и великокняжеской. Неодобрение это было глухим, оно не вылилось в снятие Гурко с должности за его преступно-небрежную организацию атаки, — но до Гурко оно было доведено.
Вскоре после боя 24 октября перед Гурко вновь вплотную встал вопрос о способе уменьшения потерь при наступлении. Взятие Горного Дубняка само по себе еще не обеспечивало полной блокады Плевны. Софийско-плевненское шоссе было перехвачено лишь узкой полосой обложения у Горного Дубняка; эта полоса не имела достаточной глубины, и ее легко можно было прорвать как со стороны Плевны, так и со стороны Орхание. Для прочности блокады надо было создать глубокую полосу обложения, и главное командование пришло к выводу о необходимости захвата с этой целью Телиша. Вот тут-то Гурко и пришлось подумать о том, как уменьшить потери при наступлении.
При решении этого вопроса Гурко не мог подняться до понимания всех причин предыдущих неудач русских войск. Мысль его работала в том же направлении, которое нашло уже себе выражение при Третьей Плевне. Гурко решил взять Телишские укрепления путем одной лишь артиллерийской бомбардировки.
По распоряжению Гурко полковники-артиллеристы Зиновьев и Энкель днем 27 октября произвели рекогносцировку Телишских укреплений. Рекогносцировка велась весьма тщательно с расстояния в 400 м.
После рекогносцировки было окончательно принято решение взять укрепление одним лишь артиллерийским огнем, совершенно не производя пехотной атаки(11). На каждое орудие для бомбардировки было выделено около 240 шрапнелей и гранат (два боекомплекта) .
План действий против Телиша, основанный на этой идее, состоял в следующем. Телишские укрепления окружались с трех сторон пехотой, которая должна была окопаться в 1600—2000 м от неприятельских укреплений и выжидать результатов действий артиллерии; других каких-либо действий со стороны пехоты не предусматривалось. Десять батарей должны были 28 октября громить турецкие укрепления с дистанции 1400—1900 м. Вся артиллерия 28 октября могла выпустить около 10 000 снарядов. Если бы турецкие войска под влиянием артиллерийского обстрела 28 октября не сдались, бомбардировка продолжалась бы 29 октября.
В 12.00 28 октября началась бомбардировка Телишских укреплений. В 14.45 комендант укреплений Измаил-Хакки-паша выкинул белый флаг и сдался. В плен было взято семь турецких таборов с тремя орудиями. В укреплении было взято значительное число запасов всякого рода, в том числе 3 миллиона одних ружейных патронов. Русские войска потеряли при взятии Телиша одного человека убитым и пять ранеными. Турки потеряли 157 человек убитыми; все они пали от огня русской артиллерии(12). Артиллерия израсходовала по 38 снарядов на орудие(13), всего около 3000 снарядов.
Как же получилось, что действия артиллерии против турецких укрепленных позиций, не оправдавшие себя при Третьей Плевне, привели к блестящим результатам в бою 28 октября?
Решающую роль сыграли здесь три фактора. Во-первых, правильное использование артиллерии. В течение 26 и 27 октября артиллерия получила возможность тщательно подготовиться к выполнению предстоявшей задачи. В бою 28 октября артиллерия действовала с близких и средних дистанций и поражала турецкие укрепления одновременно с нескольких направлений. Огонь ее был в достаточной степени сосредоточенным. Во-вторых, тип турецких укреплений. В отличие от Плевненских, Телишские укрепления были лишены траверсов и блиндажей, следовательно, при артиллерийском фланговом обстреле турецким войскам негде было укрыться. В этих условиях прекрасно действовала русская шрапнель. Об этом свидетельствует следующий факт, приводимый участником боя: как только в артиллерийском обстреле наступала пауза, из-за бруствера укреплений выскакивали безоружные турецкие солдаты и поспешно спускались в ров, надеясь найти там мертвое пространство и укрыться в нем(14). В-третьих, — низкое моральное состояние Телиш-ского гарнизона после падения Горного Дубняка.
Занятие Телиша так повлияло на коменданта укреплений Дольного Дубняка, что он в ночь с 31 октября на 1 ноября повел войска в Плевну, где присоединился к армии Османа-паши. Русские войска заняли Дольный Дубняк 2 ноября. 12 ноября на место Шефкета-паши был назначен Шакир-паша. В итоге боев, начавшихся на софийско-плевненском шоссе 24 октября, русские войска прочно заняли это шоссе и продвинулись на 25 км западнее реки Вид. Распространившись от Дольного Дубняка на Демиркиой, они создали вокруг Плевненского укрепленного лагеря сплошное кольцо окружения и тем завершили полную блокаду.
Вместе с тем уже в это время выяснилась необходимость очистить софийское шоссе от турецкий войск на значительно большее расстояние к юго-западу, так как только при этом условии можно было считать блокаду Плевны прочно обеспеченной.
14 ноября обложение Плевны с запада, на западном берегу Вида, было возложено на вновь прибывшую 2-ю гренадерскую дивизию, а перед войсками Гурко, выделенными в самостоятельный отряд, была поставлена задача активно действовать против Орха-нийского турецкого корпуса. Все войска, обложившие Плевну, номинально возглавлялись князем Карлом, фактически же Тотле-беном.
Таким образом, во второй половине ноября окончательно сложилась оборонительная группировка Дунайской армии. Главные силы ее блокировали Плевну. С запада действия главных сил обеспечивались отрядом Гурко, с юга — войсками генералов Радецкого и Шаховского, с востока Осман-Базарским, Чаиркиойским (бывшим Северным) и Рущукским отрядами. Кроме того, задачи обеспечения главных сил Дунайской армии выполнялись румынским обсервационным отрядом генерала Лупу у Калафата, гарнизоном Никополя, Ловче-Сельвинским отрядом и отрядами обеспечения Дуная (Журжево-Ольтеницким, Каларашским и Нижне-Дунайским).
В численном выражении и в сопоставлении с противостоящими силами турецких войск оборонительная группировка Дунайской армии к середине ноября представляла весьма любопытную картину:
Следовательно, при общем полуторном численном превосходстве сил русская Дунайская армия имела ярко выраженное почти тройное численное превосходство только под Плевной. Общего резерва попрежнему не было. Отряд Гурко, если исключить 14 000 человек Ловче-Сельвинского отряда и 5 000 румын отряда Лупу, не располагал для активных действий против Орханийского корпуса никаким численным превосходством.
Эти крупные недочеты оборонительной группировки Дунайской армии можно было исправить за счет Ловче-Сельвинского отряда и резкого сокращения войск Дунайских отрядов. Первое впоследствии частично было сделано, И войска Гурко были несколько усилены частью сил Ловче-Сельвинского отряда, но на сокращение Нижне-Дунайского отряда Николай Николаевич не решился. Вследствие этого общий резерв образован не был и оборонительная группировка Дунайской армии продолжала оставаться неустойчивой и слабой. Главнокомандующий не мог этого не сознавать, но все надежды возлагал лишь на скорое падение Плевны; 122 000 солдат и офицеров, которые высвобождались при этом, не только полностью решили бы вопрос успешности обороны, но и создали бы условия для перехода в наступление.
Турецкое верховное командование в основном понимало планы русского главного командования и поэтому решило поспешить с выручкой армии Османа-паши. Задача выручить армию Османа-паши была возложена на Орханийский корпус под командованием Мехмет-Али-паши, несколько усиленной за счет Балканской и Восточно-Дунайской армий; последняя должна была оказать содействие Орханийскому корпусу демонстрациями. План этот был неудачен. Плохо сколоченный Орханийский корпус должен был преодолеть сопротивление численно равного ему отряда Гурко, а затем прорвать расположение войск, обложивших Плевну, что при условии одних лишь демонстраций со стороны Балканской и Восточно-Дунайской турецких армий было явно невозможно. Так оно в действительности и получилось. Ни Орханийский корпус, ни тем более Балканская и Восточно-Дунайская армии не смогли оказать серьезного влияния на положение дел под Плевной. Армия Османа-паши была предоставлена самой себе, и русские войска могли без помехи решать задачу блокады Плевненского укрепленного лагеря.
По завершении блокады в Плевне была окружена армия Османа-паши в составе 40 500 человек, в том числе 37 500 человек пехотинцев при 72 орудиях. К этому числу необходимо прибавить еще 7000 человек из Дольного Дубняка и других пунктов, а также некоторое число мобилизованного турецкого населения Плевны и ее окрестностей, так что общая численность запертой в Плевне армии Османа-паши превышала 50 000 человек.
Общее протяжение турецких укреплений под Плевной доходило до 30 км. В целях удобства управления линия турецких укреплений была разделена на пять участков. Первый участок возглавлялся Адиль-пашей, второй — Атуф-пашей, третий и четвертый — Тахир-беем и пятый — Сулейман-беем. Общего резерва не было.
Турецкие укрепления к середине ноября достигли значительного развития. Подробных данных о состоянии укреплений к этому времени не имеется, но представление об этом можно получить по их характеристике к концу блокады. Тогда Плевненский укрепленный лагерь насчитывал 36 укреплений, большей частью редутов с бруствером толщиной около 3 м и такой же глубины рвом. Траншей или стрелковых окопов самой сильной профили было создано 36 000 погонных метров. Блиндажи или землянки были устроены по числу всех людей гарнизона. На все это было затрачено около полумиллиона рабочих дней. Как писал русский историк Мартынов, турецкая «фортификационная система была рассчитана на силу одного лишь ружейного огня... все их (турок) внимание было обращено лишь на то, чтобы иметь впереди своих линий открытое пространство»(15). Турецкие фортификационные сооружения имели впереди себя широкую (до 2 км) полосу, простреливаемую фронтальным и перекрестным ружейным огнем. Плотность этого огня была очень велика, несмотря на свою полную неупорядоченность.
Схема 29. Русские и турецкие укрепления под Плевной к 10 декабря 1877 г.
и неудачная попытка прорыва армии Османа-паши . . . (Вкл.)
В отношении запасов в Плевне хорошо обстояло дело только с ружьями и патронами к ним — ими гарнизон был снабжен в изобилии. Орудий и снарядов было явно недостаточно; в сентябре и начале октября Осману-паше удалось получить лишь 10 000 снарядов. Недоставало также медикаментов, обуви, обмундирования, топлива, фуража и продовольствия. К моменту завершения полной блокады Плевны в ней имелся запас продовольствия на 21 день, не считая мяса: порционного скота и лошадей было более чем достаточно, но под конец блокады животных нечем было кормить.
В своих действиях Осман-паша руководствовался телеграммой военного министра, полученной почти одновременно с завершением полной блокады. В этой телеграмме военный министр требовал обороняться в Плевне до окончательного израсходования продовольствия, после чего Осману-паше разрешался прорыв на Орхание или в каком-либо ином удобном для него направлении.
С русской стороны начало единому плану блокады было положено только приказом от 16 ноября, по которому вся линия обложения Плевны была разбита на шесть участков и за каждым участком закреплены войска. Во главе каждого участка стоял особый начальник. Оборона первого участка была возложена на румынские войска во главе с генералом Чернатом. Второй участок оборонялся бригадой 5-й дивизии и всей 31-й пехотной дивизией с 11 батареями под общим начальством Криденера. Третий участок генерала Зотова оборонялся бригадой 30-й дивизии и всей 2-й пехотной дивизией, 12-м стрелковым батальоном и девятью батареями. Четвертый участок оборонялся бригадой 30-й дивизии и всей 16-й пехотной дивизией, 9-м, 10-м, 11-м стрелковыми батальонами, казачьим полком и десятью батареями под общим начальством Скобелева. Пятый участок оборонялся 3-й гвардейской пехотной дивизией, уланским полком и шестью батареями под общим командованием начальника 3-й гвардейской пехотной дивизии генерала Каталея. Шестой участок гренадерского корпуса генерал-лейтенанта Ганецкого оборонялся 2-й и 3-й гренадерскими дивизиями, 1-й бригадой 5-й пехотной дивизии, 4-й кавалерийской дивизией, Двумя кавалерийскими полками, 12 батареями и румынскими войсками, находившимися на западном берегу реки Вид.
Наиболее важными и угрожаемыми в смысле возможного прорыва считались пятый и шестой участки. На этих участках в первую очередь была переоборудована вся система укреплений, которые без толку были устроены там при Гурко. При помощи ответственных инженерных офицеров и саперов на 5-м и б-м, а затем и на остальных участках была создана единая система укреплений. На каждый участок были даны общие чертежи укреплений. Все позиции войск обложения получили некоторую глубину. В первой линии располагались ложементы, во второй — траншеи, а в третьей — укрепления в виде редутов, люнетов и батарей. Все эти элементы укрепленных позиций были расположены так, что в случае захвата врагом передних укреплений они могли обстреливаться из задних. Толщина стен брустверов редутов, люнетов и батарей была доведена до 4 м. В непосредственной близости от траншей и укреплений для людей, занимавших их, сооружались землянки. В целях сокращения наряда перед русскими редутами в ноябре ставились проволочные сети, создавались волчьи ямы и фугасы (у турок под Пленной никаких искусственных препятствий не было). Некоторые редуты маскировались; в частности, точно установлено, что созданный в Горном Дубняке русский редут был тщательно замаскирован стеблями кукурузы.
Не было оставлено без внимания и использование при блокаде артиллерии; во главе ее был поставлен генерал-майор Моллер. Число осадных орудий довели до 58. Выпустили специальное «Наставление для действия с батарей по турецкой позиции». В этом наставлении особенно интересна разработка способов сосредоточения огня, а также действий артиллерии при отражении турецких попыток прорыва. Так, например, артиллерия должна была иметь точно пристрелянные пункты на пути возможного движения турок при прорыве, пристреляться к своим впереди расположенным укреплениям, иметь обстрел в 100—120 градусов, разведать пути для маневра колесами и т. п. Трудность доставки снарядов заставила ограничить задачи артиллерии во время блокады лишь ведением беспокоящего огня и огня с целью помешать фортификационным работам противника.
При этом необходимо отметить, что хотя русская артиллерия за 3 месяца и выпустила под Плевной 110 000 снарядов, из них 18 000 из осадных орудий, действительность ее огня по турецким укреплениям была невысока, что объяснялось как малой мощью снаряда, так и силой укреплений противника. Для усиления огневого воздействия на турецкие войска 4-му и 9-му корпусам и отряду Скобелева были (выданы турецкие трофейные ружья с запасом патронов к ним с целью вооружить ими в ротах лучших стрелков. Эта мера себя оправдала.
Всякие крупные активные действия против турецких укреплений русским войскам были решительно воспрещены. Румынские войска во время блокады дважды пытались штурмом овладеть Гривицким редутом № 2, но, несмотря на постепенное приближение к редуту сапами и тщательную подготовку, обе попытки окончились неудачей.
Серьезное внимание обращалось на подготовку войск к маневру в случае турецких попыток к прорыву обложения. Для этой цели 2 декабря было составлено особое «расписание», в котором предусматривалось движение резервов во всех наиболее типичных случаях Возможного прорыва. Проводились и репетиции предусмотренных расписанием передвижений резервов на пятом, шестом и первом участках. Впоследствии эти репетиции сыграли значительную роль при действительном отражении турецких попыток прорыва. Наконец, были проведены дороги, участки связали телеграфом; последнее было очень важно — без телеграфа быстрый маневр резервами для войск обложения Плевны был бы вообще невозможен, так как длина линии обложения достигала по переднему краю 35 км, а по тыловой дороге — 65. Телеграфная линия шла от Гри-вицы на Тученицу, Брестовец, Трнину, Дольный Дубняк и Горный Метрополь. Кроме того, был принят целый ряд мер к улучшению продовольственного положения и медико-санитарного состояния войск.
Таким образом, для правильной организации блокады Плевны было много сделано.
Нельзя, однако, приписывать все сделанное для усиления блокады Плевны одному Тотлебену. Несомненно, личный опыт участия Тотлебена в Севастопольской обороне был немалым — он оказал влияние и на мероприятия, проведенные под Плевной. Но значение Тотлебена при организации блокады Плевны нельзя переоценивать. Ведь во времена обороны Севастополя он был известен как противник передовых фортификационных идей Теляковского, как шаблонист и рутинер. Именно поэтому в Севастополе Корнилов и Нахимов не доверяли ему ответственных дел и брали их на себя. И как в Севастополе громкую славу Тотлебену составили действия подчиненных ему скромных русских военных инженеров, так и здесь им принадлежит инициатива многих положительных мероприятий по блокаде Плевны. Некоторые же мероприятия, проведенные Тотлебеном под Плевной по его собственной инициативе, страдали шаблоном и трафаретностью; их ни в коем случае нельзя отнести к числу положительных. Таковы, например, общие для всех участков чертежи укреплений, разосланные Тотлебеном в качестве руководства; вместо создания на разных участках различных укреплений, в соответствии с особенностями местности, эти чертежи навязывали общий для всех участков шаблон и, понятно, в этом отношении были очень далеки от образцовых. Такова была роль Тотлебена при блокаде Плевны как военно-инженерного начальника.
Но Тотлебен под Плевной был не только военным инженером — он занимал общевойсковую должность помощника начальника войск обложения Плевны и даже был фактически, как уже упоминалось, их начальником. Следовательно, он должен был решать вопросы общетактического и даже стратегического порядка. Был ли здесь Тотлебен на своем месте? На это можно дать только отрицательный ответ. Да и чего можно было ожидать в смысле стратегии от Тотлебена, который, например, охаивал обручевскую идею обхода четырехугольника турецких крепостей и вместо этого признавал необходимым осаду Рущука и Силистрии, то есть отвергал как раз то наиболее ценное, что было в русском плане войны? Тотлебен навязывал Дунайской армии план, совершенно не отвечавший обстановке. Такая оценка полководческих способностей Тотлебена подтвердилась и после падения Плевны; тогда Тотлебен снова предложил приступить к осаде Рущука и к переходу Балкан лишь весной 1878 года. В русскую армию Тотлебен не верил, считал, что Россия к войне не подготовлена, зато преклонялся перед Мольтке и прочими прусскими «светилами». Тотлебен отличался болезненно развитым самомнением, был крайне неуживчив, злопамятен и, кроме того, весьма обидчив. При таких личных качествах говорить о полководческой пригодности Тотлебена, конечно, не приходится.
Если же учесть политическое лицо Тотлебена, который, как и большинство остзейского дворянства, был «более монархист, чем сам царь», и его последующую репрессивную деятельность против революционеров в качестве генерал-губернатора, то совершенно точно определится отрицательная в целом роль Тотлебена.
Система обложения Плевны могла быть проверена в действиг, при возможной попытке прорыва блокады армией Османа-паши. При этом отражение попытки зависело главным образом от войск и их частных начальников. Между тем уже в начале декабря появились признаки подготовки турецких войск к прорыву. Признаки эти постепенно нарастали; становилось совершенно очевидным, что попытка осуществить прорыв со стороны турецких войск, находившихся внутри кольца, в Плевне, должна произойти в самом недалеком будущем.