Вадим Евгеньевич Валунский родился в 1958 году в Ленинграде. Окончил Ленинградское Нахимовское училище в 1975 году, а позднее — с отличием Киевское высшее военно-морское политическое училище. «Мы в жизнь входили по железным трапам, нахимовскими песнями звеня…» Впоследствии — офицер-политработник Краснознаменного Северного флота. Вадим Валунский участвовал в первом Всесоюзном совещании-семинаре поэтов-маринистов, а также в других совещаниях молодых армейских литераторов. Печатался в газетах и журналах, в сборнике «Океанские горизонты». Прекрасный поэт, единственный из поэтов нахимовцев, посвятивший свое творчество полностью военно-морскому флоту. Тем самым поставил себя в особый ряд советских поэтов. Стихи Вадима Валунского наполнены глубоким уважением и любовью к морской службе и всему, что связано с морем. Погиб 27 июля 1985 года.
Резюме с сайта
Памяти друга
Вадим Евгеньевич Валунский… Вадик…
Наш ровесник, внешне - такой же, как и мы. Немного – разгильдяй (что не мешало учиться на отлично), немного – излишне эмоционален, разговорчив (ну, будущий замполит, профессиональное…). Тем, что бывший нахимовец (питон) – никогда не кичился. Общителен, искренне внимателен и заботлив к друзьям. Сам – ленинградец, но понятно, почему поступил в Киевское высшее политическое училище, хотя в Ленинграде тогда было 5 высших командных и инженерных училищ – хотел совмещать флотскую службу и писать о флоте. После первых строевых должностей, кто хотел и «тянул» - уходили во флотские газеты.
В ЛИТО пришел еще нахимовцем. Раньше всех нас. И на очень достойном уровне сразу начал писать. Всеволод Борисович Азаров его выделил и, стараясь это не показывать, опекал особо. В 1977 году сумел убедить руководство Киевского высшего политучилища командировать второкурсника на первое всеармейское совещание молодых армейских и флотских литераторов в Дубулты. Вадиму уже тогда было, что там показать. В феврале 1979 году на первом всесоюзном семинаре молодых литераторов-маринистов (Ленинград-Кронштадт) стихи Вадима слушали так, как не слушали «взрослых».
Чем-то и в строевом отношении он убедил училищное руководство – дело не только в «красном дипломе» - первое, очень почетное назначение для молодого лейтенанта-политработника, куда стремились многие «блатные» - руководителем комсомольской организации на свежеиспеченный, первый в стране тяжелый атомный ракетный крейсер «Киров». Он, как оказалось, стал первым и единственным кораблем Вадима.
С помощью Всеволода Борисовича в 1982 году издает свой сборник «Свершение мечты» (по-моему, тираж тогда был 35.000 экз.). Продолжает служить и писать, читает при встречах много нового, друзья не остаются в долгу…
Вот шуточная эпиграмма на молодого политработника Валунского в 1983 году:
Что за служба такая?
Что ни день – то аврал.
Извини дорогая,
Я совсем отощал.
Ни о чем не жалею
Ничего не прошу
Целый день папки клею
И отчеты пишу.
Ну, а если мне выпал
Увольненья часок –
Нужно выспаться, выпить
И заштопать носок.
И с веселой подружкой
Не вступаю я в брак –
Между водкой и службой
Выбираю коньяк!
Молодого, способного капитан-лейтенанта ожидало повышение по службе. Почти готов материал для второго сборника. Жена ждет ребенка…
У самых талантливых людей – самые страшные судьбы. Трагическая гибель 27 июля 1985 года – в 27 лет! И, как бы подчеркивая это, в тот же день рождается сын.
Точно по «Прощанию» Алексея Лебедева. В честь отца назвали Вадимом.
Я не знаю поэта-мариниста из нашего поколения, талантливее Вадима.
К какой-то очень славной дате,
Справлял ее весь царский двор,
На главной площади, в Кронштадте
Воздвигнут был Морской Собор.
Чтоб на Собор перекреститься
И чтобы этим стал он свят
Монарх с женой, Императрицей
Решил пожаловать в Кронштадт.
Давно такого не бывало,
Сам Государь – не кто-нибудь.
Да вот петровские каналы
К Собору преграждали путь.
Был губернатор, божьей властью,
Немногословен и суров.
Но все ж боялся в одночасье
Лишиться места и чинов.
Вы ерунду болтать мне бросьте –
Сказал сердито адмирал!
Был за ночь переброшен мостик
Матросами через канал.
Воздушный, легкий невесомый,
Но основательный вполне.
На две высокие персоны
Рассчитанный по ширине.
Под орудийные раскаты
Встречали царскую чету
С Императрицей Император
Победно шествовал к мосту.
В Соборе уж открыли двери,
Людей согнали на помост,
А Император с недоверьем
Глядел на ненадежный мост
И был, казалось, озабочен,
И молвил «Милый адмирал,
Скажите, а насколько прочен?»
Тут губернатор задрожал,
Взглянул налево и направо
И к караулу что есть сил:
«Его величеству во славу
Кто хочет послужить?» спросил.
Добавив два некнижных слова
Кивком заставил подойти
Правофлангового Петрова –
Сигнальщика второй статьи.
Был парень статен, как с картинки.
Высок, плечист, во всем размах –
Казалась тонкой хворостинкой
Винтовка в дюжих кулаках.
Во все лицо густой румянец,
Кровь молодая с молоком,
Набитый кирпичами ранец
На спину он взвалил легко.
На ухо сдвинул бескозырку,
Винтовку взял на караул,
Глазами по-собачьи зыркнул
И к губернатору шагнул.
И в полной выкладке матросской,
Распертый духом волевым,
Пробил старательно по доскам
Чеканным флотским строевым.
Матрос старался, лез из кожи,
Все топал не жалея ног,
Но доказал моста надежность
И Государя уберег.
Царя, Отечества и Веры
Престиж достойно соблюден.
За это в унтер-офицеры
Сигнальщик был произведен.
И, подзывая адъютанта,
Сам Император у перил
Георгиевский Крестик с бантом
На грудь матроса прикрепил.
А годы пробегают скоро,
Их бег извечен и суров.
Говаривают кондуктором
Стал унтер-офицер Петров.
По-прежнему, на всех парадах
К знаменным приобщен шелкам
И Государевой наградой
Хлестался он по кабакам.
В грудь ударяя кулачищем,
Сзывая рвань со всех сторон,
Божился, что никто не сыщет
Героя, большего, чем он.
Да только славы век непрочен.
Убитый выстрелом в упор
Однажды, после бражной ночи
Во рву был найден кондуктор.
Его отпели не в Соборе,
Похоронили и ушли.
Но снова направлялись в море
С кронштадтских пирсов корабли
И был Соборный купол зримым
С гудящих палуб далеко,
Когда Рожественский в Цусиму
Вел к пораженью моряков.
Герои этого сраженья
Не удостоены похвал
И лишь церковным песнопеньем
Собор их души поминал.
На главной площади, в Кронштадте,
Не знавший прочности мостков,
Калека, в стареньком бушлате
Был без медалей и крестов!
Старец-матрос из Бессарабской Губернии и история Порт-Артурской иконы Божией Матери "Торжество Пресвятой Богородицы"
Мне нравится синий цвет:
В нем — моря простор без края,
Тельняшка — душа морская
И грозная сталь ракет,
В нем айсбергов синих льдины,
Соленых морей глубины...
Как дорог мне синий цвет!
Мне нравится красный цвет:
В нем —наших республик стяги,
Торжественность слов присяги
И пламенный партбилет,
Огонь на гранитных плитах
И кровь, что в боях пролита...
Как дорог мне красный цвет!
Мне нравится белый цвет:
В нем — форменки шик матросский,
На гюйсе моем полоски,
Кипит за кормою след,
В нем волны, что нас качают,
Полет острокрылых чаек...
Как дорог мне белый цвет!
Три цвета морские дали
Во флаге навек - связали,
В единое воплотив
В нем буден соленых твердость,
За Родину нашу гордость,
Романтики бурь мотив.
Сквозь ленинградский летний зной,
Блях яркой новизной горя,
Прошел наш самый первый строй —
Мы отправлялись в лагеря.
Строй был неровен, неуклюж,
Но мы уже гордились им
И, поднимая брызги луж,
Шли неумелым строевым,
Надев тельняшки лишь вчера,
Отметив в форме каждый штрих.
Нам увлекательной игра
Казалась в моряков лихих.r>
Матросской робы синева
Так резко детство отмела.
Нас провожала в путь Нота,
Нас ждали трудные дела.
Ну а дорога на вокзал
Была веселой и простой.
Никто из нас тогда не знал,
Как быть - смешон наш первый строй,
Но знал, что скоро мы начнем
Учиться заново ходить,
Что будет пот бежать ручьем,
А ноги — нестерпимо ныть.
Но через очень долгий год,
Встав под морского флага шелк,
По Красной площади пройдет
Нахимовский парадный полк...
Погончик пришить надо с чувством и толком.
А как же быть тем, кто с шитьем не знаком?
Безжалостно пальцы колола иголка,
Морщинилась роба под грубым стежком.
Меня в эту пору терзала обида
На всех и на весь окружающий мир...
«Моряк начинается с внешнего вида», —
Любил повторять первый мой командир.
И что-то случилось, наверное, или,
Быть может, я сам понастойчивей стал,
Когда на осмотре меня похвалили
За ярко сияющий бляхи металл.
Придирчивей стал я к себе и построже,
Ни в чем не давая поблажек. И вот
Читаю в восторженных взглядах прохожих:
«Всегда отличался опрятностью флот».
Я приеду к тебе через несколько лет,
Ты увидишь чуть-чуть удивленно
Скромных звездочек ярко сияющий свет
На моих лейтенантских погонах.
Ты мальчишку-курсанта припомнишь не вдруг,
Ведь он станет ладнее и выше.
Я в глазах у тебя прочитаю испуг,
Я слова твои снова услышу.
Трудно предугадать, что ты скажешь тогда
(Мы сквозь время услышать не можем).
Но, наверное, твои: «Вот промчались года,
Стал еще ты серьезней и строже.
Ну а я все такая же... Только, поверь,
Я довольна своею судьбою,
Я не числю в разряде весомых потерь
Расставание наше с тобою.
Что бы видела я, кроме моря и скал?
Захолустье б меня угнетало
Адмиралом ты, может быть, к старости б стал,
Ну а я — адмиральшею б стала.
Но к чему мне все это на Севере, там,
Где кочуют колючие вьюги?
На меня не сердись, посуди лучше сам,
О такой ли мечтал ты подруге?»
Я помедлю с ответом, вздохну глубоко,
Папиросу достану из пачки:
«Да, такую, как ты, мне связать нелегко
С идеалом подруги морячки.
Ты действительно та же. Промчавшись, года
Над тобой оказались не властны...»
И пойму, что не стоило ехать сюда,
Время отпуска тратя напрасно.
Я вернусь к кораблям. Снова встретят меня
Высотки-скалы, холодное море...
Но, наверно, и там я, судьбу не виня,
Буду помнить о том разговоре.
Потемнеет от соли на мичманке кант,
Волны раны души укачают.
И скажу я себе: «Пусть тебя, лейтенант,
Из похода никто не встречает.
Пусть на Север к тебе не приедет она,
Значит, ждать никогда но умела.
Но тебе это море вручила страна
И доверила нужное дело.
Кораблям не сменять океанских дорог,
Парусам нужен ветер попутный...»
Даже ради тебя никогда б я не смог
Бросить море и стать сухопутным.
За много лет поблекли и потерлись,
А были ведь они чернее сажи:
И ленточка «Морской кадетский корпус»,
И ленточки балтийских экипажей.
В музее я смотрю на ленты снова,
Как строки книг, их изучаю взглядом.
Чеканны буквы «ПАМЯТИ АЗОВА»,
И светится «ОЧАКОВ» с ними рядом.
Вглядитесь повнимательней, потомки,
Но отрывайте от витрины взора,
От ленты с гордой надписью «ПОТЕМКИН»
Пройдите к ленте с надписью «АВРОРА».
И прочитайте вдруг на ленте старой
За золоточеканными словами.
Что не полоски черного муара,
А флотская история пред вами.
Ведь снова незабытые картины
Через года боев и будни мира
Нам воскрешают лента «ОКТЯБРИНЫ»
И гордые слова «МАРАТ» и «КИРОВ».
И, будто продолжая путь матросский,
Как равные в геройском этом списке,
Здесь «ТИХООКЕАНСКИЙ», «ЧЕРНОМОРСКИЙ»,
И рядом с ними «СЕВЕРНЫЙ», «БАЛТИЙСКИЙ».
Хранятся на витринах-постаментах,
Как памятники, а не экспонаты
Матросские муаровые ленты...
Я две храню. Я их носил когда-то.
Важное
Вадим Евгеньевич Валунский родился в 1958 году в Ленинграде. Окончил Ленинградское Нахимовское училище в 1975 году, а позднее — с отличием Киевское высшее военно-морское политическое училище. «Мы в жизнь входили по железным трапам, нахимовскими песнями звеня…» Впоследствии — офицер-политработник Краснознаменного Северного флота. Вадим Валунский участвовал в первом Всесоюзном совещании-семинаре поэтов-маринистов, а также в других совещаниях молодых армейских литераторов. Печатался в газетах и журналах, в сборнике «Океанские горизонты». Прекрасный поэт, единственный из поэтов нахимовцев, посвятивший свое творчество полностью военно-морскому флоту. Тем самым поставил себя в особый ряд советских поэтов. Стихи Вадима Валунского наполнены глубоким уважением и любовью к морской службе и всему, что связано с морем. Погиб 27 июля 1985 года.
