Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
КМЗ как многопрофильное предприятие

Новая "литейка"
Кингисеппского машзавода

Поиск на сайте

К годовщине гибели в водах Балтики подлодки М-200: "Услышьте нас, живые…"

02.12.2013
Текст: Нелли Ивановна Кузнецова - писатель, журналист (Эстония), Портал русской общины Эстонии Baltija
Многие таллинцы и гости, очевидно, видели в соборе Александра Невского на Вышгороде памятную доску, на которой высечены имена офицеров и матросов – членов экипажа подводной лодки М-200, погибшей здесь, на Балтике в 1956-м году. Но многие ли знают историю гибели этой подлодки? А ведь это одна из горьких, трагических, но все-таки героических страниц нашего прошлого.
Кто-то из исследователей истории хорошо сказал, что белые пятна ее не отличаются "девственной белизной", они либо залиты кровью, либо пепельно-серы, как выжженная земля.

Долгие годы гибель подлодки М-200 была одним из таких "белых пятен". О ней ничего не говорилось в средствах массовой информации, ни тем более – в правительственных или иных официальных сообщениях, как это было потом, когда погибла атомная подводная лодка "Курск".

Конечно, о гибели М-200 знали моряки-балтийцы, жители города Палдиски, где базировалась бригада подводных лодок, в состав которой входила М-200. Но… Время идет. Уходят ветераны, уходят из жизни те, кто хорошо знал моряков экипажа, кто был знаком с обстоятельствами гибели подлодки. Но забывать нельзя… Как тут не вспомнить стихотворные строчки одного из флотских поэтов: "Погибшие глядят на нас, как в перископы, через глаза своих детей…" И те, кто знает, кто помнит, должны говорить об этом. Чтобы не прерывалась связь времен, чтобы мы не разучились уважать мужество тех, кто был до нас. Именно так поддерживается, продолжается, укрепляется историческая память народа, знание об отцах наших, дедах и – о нас самих…

А об экипаже подводной лодки М-200 хотелось бы вспомнить именно сейчас, потому что официальная дата ее гибели, внесенная в календарь Дней памяти и скорби, - 21 ноября, но, как известно, этому предшествовали мучительные и страшные дни и ночи умирания.


Подводные лодки М-200 и М-201 после перебазирования на Балтику. town.ural.ru

Это был 1956-й год, середина века, хрущевское время… Много лет спустя петербургское телевидение снимет серию документальных фильмов об этом времени, со всем тем, что было в нем хорошего и плохого, со всеми надеждами, ожиданиями и трагедиями того периода. Один из фильмов этого сериала был посвящен именно лодке М-200, потому что в истории ее гибели, как "в капле воды", отразилась драма многих людей, драма страны, сотрясаемой волюнтаристскими, непродуманными решениями.

Подводная лодка М-200 затонула при столкновении с военным кораблем. Почти весь экипаж погиб сразу. Лишь в одном из отсеков еще оставались живые. Шесть дней и ночей (по другим данным – четверо суток) эти восемь моряков в истерзанной, искалеченной, умирающей лодке боролись, как говорят на флоте, за живучесть, ожидая помощи сверху. Долгие дни и часы без света и воздуха, в предсмертном холоде… И все это время старший лейтенант Колпаков, единственный из офицеров оставшийся в живых и взявший командование на себя, поддерживал матросов, не давая им упасть духом. Те, кто участвовал в попытках спасения лодки, кто поддерживал в первые дни связь с живыми, пока она, эта связь, была, вспоминали потом, как мужественно, стойко держались в эти страшные часы молодые моряки. Старшему из них, Владиславу Колпакову, Славе, как называли его друзья, было в ту пору всего 28 лет.

Спасти лодку не удавалось, хотя попыток помочь людям, заточенным в затопленной лодке, было немало. Можно долго рассказывать о них, и это будет трудный рассказ, разговор о слезами на глазах. Достаточно, наверное, сказать, что флот в ту пору необдуманно, нерасчетливо сокращался, были уволены, отправлены в отставку многие опытные офицеры, водолазные и иные флотские специалисты. А молодые, неопытные в сложных условиях справиться не смогли.

В первые дни моряки сами попытались выйти на поверхность, но им не разрешили, говоря, что это слишком опасно и что лодку скоро поднимут. А потом уже не было сил… Те, кто был наверху, вспоминали потом, что, пока еще была связь, Слава Колпаков с иронией и как бы в шутку сказал, что-де "наверху слишком много начальства, а у них неформенная одежда". Это были, кажется, его последние слова, потому что связь оборвалась, и последние свои предсмертные часы моряки вместе со своим командиром провели в глухоте, темноте и холоде. Без воздуха и – без всякой надежды… Или надежда все же была? И мужество, и упорство…

Когда лодку все-таки подняли, их так и нашли: мертвых матросов, висевших гроздью на трапе под шлюзовой камерой, а в самом конце – Славу Колпакова. Он, видимо, пытался страховать матросов, поддерживать их, зная, очевидно, что сам выйти уже вряд ли сможет. Он так и умер, срывая с себя кислородную маску, ставшую уже бесполезной, и закусив рукав своего замасленного кителя.


У могил погибшего экипажа. vnmazurenko.blogspot.ru, Евгений Курочкин

Невозможно не вспомнить, что Слава Колпаков стал прототипом главного героя в известном рассказе замечательного писателя Виктора Конецкого "Если позовет товарищ". Позже по этому рассказу был снят фильм с одноименным названием. Но он, к сожалению, оказался неудачным. Создатели фильма не сумели передать пронзительную, до боли в сердце интонацию Конецкого, как это сделал, например, Георгий Данелия в фильме "Путь к причалу", тоже снятому по сценарию Виктора.

Оба они – и Владислав Колпаков, и Виктор Конецкий – были ленинградскими подготами, для тех, кто не знает, скажу, что так называли себя те, кто учился в послевоенное время в морском подготовительном училище, а потом в высшем – знаменитом Первом Балтийском военно-морском училище. Это были ребята, помнившие войну, горящие эшелоны, бомбежки, военный и послевоенный голод, разруху. У них, как они говорили, не было никаких моральных, идейных и прочих расхождений с отцами, хотя бы потому, что у большинства из них отцов и не было, они погибли на фронтах Великой Отечественной или умерли от ран в первые послевоенные годы.

Вспоминаю подготский фольклор, стихи, написанные кем-то из этих ребят:

Подгот – не трус, подгот – не жмот.
Подгот – он никогда не врет.
Подгот друзей не подведет –
Всегда найдет, поймет, спасет.

Подгот всегда готов в поход:
Прикажут – Эверест возьмет,
Прикажут – сквозь огонь пройдет
И жизнь положит за народ.


Что ж, как показала жизнь, это были не просто "игры в словеса", рифмованные упражнения юных курсантов. Это вообще был уникальный выпуск – ленинградские подготы, ставшие первым курсом, а потом и первым выпуском Первого Балтийского военно-морского училища. Он, этот выпуск, дал стране, Отечеству множество известных людей – высококлассных морских специалистов, сделавших бы честь флоту любой державы, ученых, писателей, актеров. Блистательное российское офицерство… Я рассказываю об этом потому, что в Эстонии, как и в других республиках Балтии, немало бывших морских офицеров, в том числе и выпускников этого училища. Им трудно в последние годы. Но они не забывают и не должны, конечно, забывать о своей особой участи - причастности к российскому морскому офицерству, традиции которого складывались и утверждались с незапамятных времен.

Слава Колпаков жизнью своей и смертью подтвердил этот неписаный кодекс чести, эти правила поведения, воспитанные в русском офицерстве. Между прочим, Виктор Конецкий, друг Славы Колпакова, тоже подгот и первобалт, ставший одним из самых известных советских, российских писателей, в своей книге "Соленый лед", вспоминая о Колпакове, писал, что училищное начальство недолюбливало Славу, считая его разгильдяем и даже хулиганом. Слава, как говорил Конецкий, радостно любил жизнь и все то красивое, что встречал в ней, и выглядел зачастую как истинный язычник или философ натуральной школы. Знали бы суровые отцы-командиры, что в самые тяжкие, мучительные, последние дни, часы и минуты своей жизни Слава Колпаков поведет себя с таким мужеством, что надолго останется в памяти многих поколений моряков.


vnmazurenko.blogspot.ru, Евгений Курочкин

Сам Конецкий незадолго до своей смерти говорил, что верит: его будут хоронить моряки. И правда, на его похоронах плакали седые адмиралы.

Впрочем, известие о смерти Конецкого горестно поразило тысячи, миллионы его читателей в разных странах. Его книги можно читать и перечитывать, каждый раз все больше увлекаясь и поражаясь. Он никогда не боялся в своих книгах так открывать душу, писать так пронзительно и откровенно, что становилось зябко нам, читающим, потому что казалось: и в твоей душе, в твоей голове бродят такие или почти такие мысли, но никогда не решишься их высказать, хотя бы потому, что не можешь их сформулировать. Не умеешь… А он мог. И его откровения, его мысли, его видение жизни не просто поражали, они казались открытием мира.

Что же касается юмора, то ни Слава Колпаков, ни Виктор Конецкий не потеряли его до самого конца своей жизни, каким бы он ни был, этот конец. Виктор Викторович не зря писал, что "…флот извечно стоит одной ногой на воде, а другой на юморе". Наверное, иначе и жить, и плавать, и умирать достойно – невозможно.

Не потерял до самого конца невероятного своего чувства юмора и Валентин Пикуль, учившийся на том же курсе и ставший впоследствии знаменитым писателем. Он, правда, не закончил училищный курс, был, увы, отчислен за неуспеваемость. Но как вспоминают однокашники, и потом приходил к ним в училище, в старое здание, где в былые времена помещался приют принца Ольденбургского. Очевидно, все-таки тосковал по морскому училищному братству. И многие помнят его слегка замусоленную зеленую велюровую шляпу, в которой он ходил в те времена. Он как раз начинал писать тогда свой знаменитый "Океанский патруль", рассказывал какие-то подробности, которые все слушали с интересом, присутствуя, можно сказать, при рождении большой книги. "Пером и шпагой" - это было уже потом.

И Иван Краско, известный ленинградско-питерский актер, тоже был одним из этого выпуска. Его сын, кстати, любимый многими сотнями зрителей Андрей Краско замечательно сыграл позже роль командира подводной лодки в фильме режиссера Хотиненко "72 метра". Вот как складываются, переплетаются судьбы. Об Иване Краско, между прочим, училищные поэты-шутники любили сочинять вирши: "У Ивана дар природы – годы Ваню не берут. Несомненно, сможет он в роли юного Ромео на любой залезть балкон…"

Ах, как хотелось бы подробнее рассказать о многих из этого выпуска. О Романе Ромейко-Гурко, например, потомке древнего боярского рода, о котором упоминается в словаре Брокгауза и Ефрона, в Русском Биографическом словаре и во многих других изданиях, повествующих о славных фамилиях, с честью служивших России. В роду Романа были два фельдмаршала, генерал-губернатор Варшавы, один из последних генерал-губернаторов Петербурга. А сам он, Роман, ходил Северным морским путем, тралил мины, оставшиеся после войны у Владивостока, Совгавани, в Татарском проливе и в проливе Лаперуза. Плавал в Тихом и Индийском океанах, а потом стал советником флагманского штурмана Военно-морского флота Египта.

Или о Кирилле Краснопольском, многие годы проплававшем на военных кораблях и ставшем потом старшим научным сотрудником Военно-морского музея в Ленинграде-Петербурге.

Или еще об одном однокурснике – докторе Слобожанкине. Вместе с другими он окончил Подготию - подготовительное морское училище, но в высшее - Первое Балтийское принят не был по зрению. Несколько лет назад он был номинирован на почетнейшее звание Лучшего хирурга России. Но будучи врачом и очень занятым человеком, он тем не менее всегда приходил на сборы бывших выпускников Первого Балтийского, случавшихся по каким-то памятным датам, и как-то объяснил мне, что будет приходить до тех пор, пока это будет возможно, потому что этому училищному морскому братству обязан всем тем хорошим, что в нем есть.

А на этих сборах выпускников того уникального курса Первого Балтийского обычно вспоминают погибших, так или иначе ушедших из жизни. И в первую очередь – Славу Колпакова. Всегда постоят, помолчат, подняв рюмки в его память. А те, кто может, приезжают на могилу, где захоронен и Слава. Виктор Конецкий на эту могилу близ Палдиски приезжал незадолго до смерти, будучи уже совсем больным.

Жители Палдиски тоже приходили сюда, чтобы почтить память погибших моряков. Тем более, что здесь многие помнили и помнят до сих пор их еще живыми. Ведь город был морским, работал на флот, обеспечивал флот. Помнится, Альбина Георгиевна Стерзлева, заместитель (тогда) председателя Русской общины Палдиски, рассказывала, что именно сюда, на могилы моряков М-200 горожане приносили цветы в те дни, когда погибла подводная лодка "Курск". Уж очень созвучны были эти морские, эти человеческие трагедии.

А в 2004-м году останки офицеров и матросов М-200 были перенесены на Русское кладбище в Палдиски. Не будем говорить о причинах, не будем ворошить старую боль, скажем только, что прежняя территория захоронения оказалась в ведении Южного порта и не вписалась в его генеральный план расширения и развития. Вот как бывает в наши времена.


Впрочем, как говорит Альбина Стерзлева и подтверждают другие горожане, это – лучшему. Доступ к этому мемориальному захоронению теперь более доступен. Тем более, что было сделано многое. Тогдашние городские власти помогли с участком земли для мемориального захоронения, выделили пусть небольшие, но все-таки деньги.


Усилиями Русской общины и многих людей, в этом деле помогавших, не только, кстати, в Эстонии, были обновлены памятные доски с именами погибших моряков. Памятник виден почти от самого вокзала, куда прибывают электрички из Таллина.

Нельзя не вспомнить местного жителя Игоря Алексеевича Пивоварова, который, не жалея ни времени, ни сил, ни собственных средств, участвовал в перезахоронении. Ведь надо было выкопать останки на прежнем месте, перенести их в новые небольшие гробы. Это была очень тяжкая, очень горькая работа. Альбина Георгиевна, помнится, говорила, что долго после этого не могла ни есть, ни спать. Тем более, что у нее самой в семье все мужчины были или остаются подводниками.


И теперь летом здесь обязательно лежат цветы, а зимой аккуратно расчищен снег. Видно, что за этим мемориальным захоронением ухаживают.

Да, ухаживают, пока живы ветераны, пока они приходят сюда, пока живы те, для кого гибель моряков была и остается трагедией, пока это воспринимается как моральный, нравственный долг. Хочется надеяться, что и будущие поколения, те, кто сегодня молод и многого не помнит, не знает, не прочувствовал, примут на себя этот долг… Здесь похоронены конкретные, жившие среди нас люди. Но не только… За всем этим стоит наше общее прошлое, история, великая, трудная, драматическая.

…А я все вспоминаю маленькую фотокарточку Славы Колпакова, которую удалось найти, светлые его, пристальные глаза, словно глядящие куда-то вдаль. В мучительный свой конец?


Главное за неделю