Поездкой в Ригу я был доволен, много что увидел и услышал. Праздник был богатый. В я, прежде всего, детально доложил обо всем командиру дивизиона А.Бархатову, потом рассказал самое интересное холостякам и другим. На такие задания можно ездить с удовольствием. Начались трудовые будни, выходы в море на полигоны и учения. Если в воскресенье не было дежурства, то холостяки ехали в город в дом офицеров отдыхать, а семейные офицеры шли к своим женам и детям. После ратного труда были и замечательные дни отдыха. Ходили мы на концерты московских артистов, заезжали частенько и ленинградцы. Хотелось побыть и на танцах среди равной молодежи. Жизнь была совсем другая, завышенные личные требования считались дурным тоном. Холостякам даже не разрешали снимать жилье. Жили мы в небольших каютах со всеми удобствами, питание бесплатное, четырехразовое. Рутинная работа на корабле никогда не нормирована и требует полной отдачи физических и интеллектуальных усилий.
В один прекрасный день рабочей недели я проводил занятия по специальности со старшинами и матросами. Прибежал посыльный и вызвал меня к командиру дивизиона А.Бархатову, он был в звании "капитан 2 ранга". Я доложил, как положено военному о прибытии по его приказанию. Он меня посадил и сообщил следующее: "Я только что вернулся из штаба базы, и мы решили рекомендовать тебя на учебу в дипломатическую академию в Москву. Условия для кандидата следующие: высшее образование, не старше 27 лет, член партии и холост (жену подберут или женишься по согласованию с командованием академией).
Я сразу вспомнил Токио и положение военных атташе, вечную тоску по родине. У меня душа крестьянская и я люблю труд и свободу без принуждения. Жизнь за границей это не для меня. Вообще я на это предложение не выразил согласия. На следующий день он меня успокоил и сказал, что дело не совсем ясное, поэтому будь спокоен и никому ничего не говори.
Через месяц примерно меня вызвали в в город Балтийск, командировка на три дня. Никто ничего не знает, а командир дивизиона не прояснил причину, только ухмылялся. Приедешь на корабль, все расскажешь. Прибыл я в город Балтийск и сразу в штаб флота к своему начальству по радиотехнической специальности капитану 1 ранга П.Гонорскому. Я его хорошо знал по сборам, семинарам, и он меня знал. Он сообразил, в чем дело и говорит, чтоб я сходил покушать, а через 2-3 часа приходил к нему. По-моему, говорит это работа управления кадров флота. Я пошел в ресторан "Якорь", единственное место, где можно покушать. Гонорский раскрыл за это время все карты. Вызывали, оказывается, меня для собеседования с представителем дипломатической академии. Я объяснил, что согласия на учебу не давал по ряду причин, о которых я ему изложил. Он одобрил мое решение, позвонил представителю академии и одновременно предложил должность начальника радиотехнической службы на новейшем крейсере "Свердлов". Я встречно предложил ему отправить меня на учебу на Высшие радиотехнические классы флота в г. Ленинград, а потом уже назначать меня. Он пообещал через год дать такую возможность поучиться, а сейчас ему нужно убрать срочно с корабля начальника службы по причине злоупотребления им спиртными напитками. Вообще я вынужден был согласиться с П.Гонорским. Он предупредил, что начальству своему о моем переходе не говорить и ждать приказа министра ВМФ. С этим я возвращался в часть.
По прибытии в Либаву я доложил командиру дивизиона суть дела по вопросу академии и ему еще раз изложил свою мотивацию. Решили продолжить службу дальше вместе. Но машина в штабе флота о назначении меня на крейсер "Свердлов" закрутилась. Через месяц примерно пришел приказ Министра ВМФ о моем назначении на крейсер "Свердлов" начальником службы и сроке откомандирования к новому месту работы. Все ребята завидовали. Я им открыл все карты. Собрал я свои вещички в чемодан и направился в главную военно-морскую базу город Балтийск, где постоянно базировался крейсер "Свердлов". Корабль еще находился на госиспытаниях, и промышленность сдавала его специальной комиссии. Вскоре мы вместо красного флага подняли военно-морской флаг и вступили в боевой состав флота. Вслед за нашим кораблем потом начали приходить другие крейсера этой же серии.
Прибыл я на и доложил командиру капитану 1 ранга Рудакову о назначении на должность. Он уже знал обо мне и приказал принимать дела. Оказалось на корабле много новейшей техники: свыше тридцати радиолокационных станций различного назначения, гидроакустическая станция для обнаружения подводных лодок, теплопеленгатор, работающий в инфракрасном диапазоне. Обслуживались эти уникальные, самые современные по тому времени технические средства матросами, старшинами и офицерами во главе с начальником службы. Было всего около 100 человек, из них 7 офицеров. Офицеры все были женатыми, кроме меня. Им от этого везло. Дело в том, что если корабль стоит в базе и не находится в повышенной готовности, то после работы одна треть офицеров могла уходить домой. Таковы морские порядки. В море выходили часто, поэтому графики увольнения не выполнялись, страдали семьи. Жены и дети в первую очередь. Быт офицеров не выдерживал никакой критики. Жилья было мало, топили печки, горячей воды не было. Располагалась семья обычно в одной небольшой комнате. Только у командиров кораблей и соединений были небольшие двухкомнатные квартиры. Мне было жалко своих женатиков за их мучения, вернее, мучения их семей. В таких условиях у меня не было желания обзаводиться семьей, и это мероприятие я сдвигал до возможно лучших времен. Это был уже 1952 год, и я набрался кое-какого опыта житейского и служебного. На крл "Свердлов" у меня было много друзей и просто хороших товарищей. Дела по службе ладились, руководство мне доверяло и не ругало, если я немножко нарушал порядок увольнения. При возвращении в базу после учений офицерам хотелось быстрей попасть на берег к семьям. Если это было не воскресенье, то все мои офицеры шли домой, а я с личным составом оставался один. Приходилось больше контролировать боевые посты и кубрики, где отдыхали старшины и матросы. Личный состав знал, что все офицеры на берегу, а остался один начальник службы. Но они никогда меня не подводили, в увольнении не напивались, замечаний не имели. Рядовых я по максимуму отпускал в увольнение. За внимание к ним с моей стороны, я получал взаимное уважение и доверие. Тяжелая морская служба требует особого уважительного отношения к людям. Подчиненные часто шли со своими горестями и бедами. У кого больные родители, у кого больные дети. Особенно я сочувствовал ребятам из деревни, где народ жил очень бедно и, можно сказать, как-то выживал. Помощи от властей не дождешься, кругом послевоенный развал. Я старался по возможности через уговоры командира иногда предоставлять кратковременный внеочередной отпуск на 10 дней.
Когда начиналась пора подписки на госзаем, это было для меня беда настоящая. Матрос плачет, ты еле сдерживаешь слезы. Отбираешь последнюю матросскую копейку, которую они высылали домой, что бы покрыть крышу, купить сено и т.д. У кого вернулись отцы, как правило, калеки и работать в полную силу не могли. Люди жили в деревне, а кроме картофеля, толком ничего не видели. От одной коровы надо было сдать непосильный Госплан. У меня даже сейчас навернулись слезы, как вспомнил то тяжелое для народа и меня лично время. Ведь служили дети простых рабочих и крестьян. В моей службе было именно такое положение, хотя большинство из них закончили десять классов или техникумы, профтехучилища. Наша сложная техника предъявляла высокий уровень подготовки. Ведь их нашей специальности до корабля готовили 6-8 месяцев в специальных учебных отрядах, и только после этого направляли на корабли. Больных у нас не было, отбор на берегу был очень строгий. По болезни никого не уволили за мою службу на кораблях.
Но корабельная служба требует большого оптимизма, а так же надежду на лучшее положение в жизни. Мы старались трудности украшать юмором, шутками, прибаутками, задушевными беседами. Служба есть служба, наряду с радостями, иногда бывали и огорчения, которые можно было избежать. Некоторые из них я отмечу.
Лиепая. 1950 г. На стадионе холостяки: Ю.Инякин, В.Воротников, В.Баранов и я. Друзья готовы к морским походам, учениям и хорошему отдыху после тяжелого ратного труда на боевых кораблях КБФ
Я уже не раз говорил, что морская служба на кораблях и штабах очень трудная, напряженная и ответственная. На наших офицерских плечах всегда лежит груз ответственности за состояние боевой техники и готовности всего экипажа на суровые испытания в экстремальных ситуациях. Нужно быть готовым к быстрому восстановлению оружия и боевой техники. Во время сдачи задач на полигонах и боевых учений привлекались не только военные корабли, но и авиация, подводные лодки, торпедные катера и многие вспомогательные суда. Балтийское море бывает непредсказуемое, частенько штормит, видимость на море тоже все время меняется. В таких случаях сложно все учесть, поэтому бывают аварии и катастрофы не только по причине разгильдяйства отдельных командиров, но и других категорий личного состава. Я уже упоминал о возможностях нашего крейсера "". При максимальных скоростях и неспокойном море, как правило, наблюдалась большая вибрация всего корпуса судна. Это особенно пагубно влияет на средства связи и радиолокационную технику, которые конструировали в то время на базе ламповых схем. Это существенно снижало надежность работы технических средств, влияло на эффективное использование артиллерийского и торпедного оружия. Были у нас дублирующие средства, но и они могли подвести в сложной ситуации.
Был у меня неприятный случай. Когда мы выполняли стрельбы по большому радиоуправляемому кораблю. Корабль был трофейный, имел бортовую и солидную палубную броню. Бронированная была и труба. Броневая защита на нем позволяла боевой расчет оставлять внутри корабля. Стрельба осуществлялась специальными 152 мм снарядами главного калибра. От этих снарядов на РУК "Цель" оставались вмятины, и они давали возможность объективно оценить эффективность нашей стрельбы. Управление огнем велось по выносному индикатору РЛС.
Мои радиолокационные станции обеспечения артиллерийских стрельб решали очень сложную задачу, а именно сопровождение цели и выдачи текущих координат в автоматизированную систему. АСУ вырабатывало текущие параметры наведения артиллерийских башен в упрежденную точку. С учетом ряда факторов: скорости и курса цели, углов качки корабля и параметров атмосферы. В процессе артиллерийской стрельбы вводятся необходимые корректуры по команде управляющего огнем. Очень важная роль была моей службы: как техники, так и боевых расчетов РЛС.
Один раз во время такой стрельбы отказал один прибор РЛС, мы быстро перешли на резервный вариант, подключилась другая такая же РЛС, которая по боевой тревоге сопровождала цель, как и основная станция. В таких случаях время измеряется секундами. Стрельбу мы обеспечили, но командир меня прилично пожурил. Оправдываться я не осмелился. Главная причина была в сильной вибрации корабля, а некоторые приборы имели не эффективную амортизацию. Такой случай у меня был единственный, но поучительный. Нужно более тщательно готовить технику, которая крепится на переборках, подверженных сильной вибрации.
Можно упомянуть еще неприятный случай. Накануне дня ВМФ мы возвращались с моря. Уже развесили на тросах и закрепили всю корабельную иллюминацию. Была команда: "Вооружение и технику не вращать". Но командир дивизиона главного калибра Н.Рак решил провести учение с привлечением наших РЛС. По боевой тревоге они подчинялись ему. Матросов моих он не послушал, и в результате вращения антенны погнулось зеркало первого прибора, это важнейший элемент РЛС. Командир знал, кто виноват, но дал приказание уточнить аварию на мачте лично мне. Я, не видая страха, мигом забрался на высоту 34 метра от ватерлинии, зеркало погнули здорово, хотели заказывать новое на московский завод. Специалисты завода сдавали корабль в боевой состав флота. Зеркало специалист завода сделал как новенькое, поставили его на место. Командир был доволен, и праздничное настроение не испортилось. Только артиллеристу было не очень весело.
Коль я начал рассказывать о негативном моменте в службе, упомяну об одном эпизоде, который вызвал серьезный гнев командира крл "Свердлов". По корабельному уставу экипаж выстраивается в отведенных местах по бортам корабля два раза в течение дня, утром и вечером. Утром выстраивается на подъем флага. Во главе строя каждой боевой части и службы стоят командиры боевых частей и служб и остальные офицеры, матросы.
Моя служба имела постоянное место напротив каюты командира. Он всегда проходил вдоль строя, здоровался и продолжал обходить остальной экипаж.
Командир сразу засек мое отсутствие и спросил, где находится Колотилин. Естественно мои офицеры пожали плечами и вразумительно не могли объяснить.
Командир попросил передать мне, чтоб я прибыл к нему в каюту после подъема флага и развода личного состава по боевым постам.
Было все просто. Я в воскресенье был в городе и задержался, вернулся на корабль глубокой ночью. Спать оставалось мало времени, чтобы своевременно выйти из каюты на подъем флага. Вестовой мой, настойчивый украинец, утром раскачал меня, я ему что-то буркнул, и он ушел, а вторично зайти в каюту постеснялся. Вот я грубым образом проспал, на завтрак опоздал и еще попал на глаза командиру. Кончилось внушением командира, мне даже было стыдно. Это был первый и последний раз, так как подъем флага для моряков - это святое дело.
Я упомянул о своем вестовом. Очень исполнительный был матрос и честный. Он убирал мою каюту, менял белье, гладил выходной костюм. Это не унижение, так как самому приходится зайти за день в свою каюту один-два раза, крутился как белка в колесе.
В субботу он спрашивал, пойду ли я в город. Если я ему говорил утвердительно, то он готовил тужурку с брюками, рубашку белую. Обязательно спрашивал, сколько положить денег в карманы. Если я по его разумению завышал сумму, то он начинал уговаривать, чтоб я взял меньше. Приходилось культурно объяснять, что я ведь буду не один, а с друзьями и мы можем разгуляться, а в долг брать неудобно. Я ему давал ключ от сейфа, и он заправлял карманы необходимыми ресурсами. В ресторанах всегда хотелось покушать что-то вкусное и выпить не суррогат, а мы были всегда теплой компанией холостяков. Это отдельные эпизоды корабельной жизни. Обо всех случаях писать нет смысла, и может быть для других не интересно.
На корабле у меня были друзья и товарищи. Особенно сблизились мы с Иваном Пановым, редактором нашей корабельной газеты. Он тоже был холостой. Командиры боевых частей и начальники служб, равных с моим служебным положением были старше меня и семейные, поэтому отношения личные строились на почве свободы с равными по интересам, холостяками в первую очередь с учетом духовного мира и запросов. Командиры боевых частей и служб жили дружно.
Иван Панов сначала перешел во флотскую газету "Страж Балтики", потом перевелся в Москву в редакцию "Красная звезда" и достиг высот главного редактора и воинского звания генерал-лейтенант. Мы несколько раз с ним встречались как старые друзья, но потом растерялись в этом жизненном бурном потоке. Мы частенько с ним ездили в Калининград, где очень хорошо проводили время. Ведь Балтийск - это военный гарнизон, а хотелось чего-то другого, побыть среди гражданского люда. Но с корабля я ушел раньше его, меня направили в 1953 году на учебу на высшие радиотехнические офицерские классы на год. После двух семестров учебы выдавались специальное удостоверение. У меня оно было с отличием. К этому этапу я еще вернусь, надо продолжить изложение о делах корабельных до осени 1953 года.
Продолжение следует
